Ознакомительная версия.
В следующие 10 минут Анна рассказала, что последние несколько лет она много боролось с этим пониманием, пытаясь найти причину в себе. Помимо визитов к специалистам, Анна прочла множество книг, применила к себе все возможное «лейблы», описывающие человеческую дисфункциональность, и «окончательно погрязла в ощущении своей ущербности, неадекватности, отвратительности и поисках, кто же виноват в ее неспособности быть счастливой – родители, муж, сама, дети, гормоны…». На данный момент Анна чувствовала, что измотана, и «знает один факт» – когда муж в командировке или даже когда она где-то, где он не бывает, ей хорошо, когда она с мужем – ей плохо, хотя она его любит. Она поняла, что ничего не помогает, всю жизнь она так не выдержит, и пришла ко мне, чтобы я как семейный терапевт помогла ей пройти через развод, «ну или все же принять уже какое-нибудь правильное решение, но, главное, чтобы что-то изменилось». Я расспросила Анну о той проблеме, которая, по ее наблюдениям, «жила» только в присутствии мужа. Оказалось, что сферы ее влияния несколько шире, она «присутствует» и в тех местах, где они часто бывают с мужем или просто бывали, и – с теми людьми, которые хорошо знают их обоих или его. Во время этой исследовательской части экстернализационной беседы (Уайт, 2010, с. 42–43), я, в частности, попросила Анну более точно, с ее точки зрения, назвать то мучающее ее переживание, с которым она, как мы уже выяснили, категорически хочет расстаться сейчас и очень старалась расстаться ранее. «Легкое отвращение, тошнит, меня нет, не хочу, фу», – сказала Анна.
Е: Тошнит от чего?
А: Не от мужа, от себя, фу, жуть какая.
Е: Аня, то есть если сейчас называть это нежелательную штуку, которая вас, как вы сказали, измучила, если дать ей короткое имя, условное, из одного или нескольких слов, то как бы Вы ее назвали?
А: Тошнота? Фу… Гадость?
Е: Тошнота?
А: Да, тошнота от себя.
Е: «Тошнота от себя», это звучит точно? Можно ее пока так называть?
А: Да.
Е: Аня, как вам кажется, когда вы с этой «Тошнотой от себя» познакомились?
Перебрав несколько эпизодов детства, Анна сказала, что она тогда себе не нравилась или была недовольна, но это нельзя назвать той самой «Тошнотой от себя». И затем идентифицировала ее появление в своей жизни:
А: Ой, Катя, мне сейчас даже как-то плохо физически… потому что это же действительно с Сережей, только не когда мы уже жили вместе, поженились, как я думала, а раньше, в самом начале.
Е: В самом начале?
А: Да (уверенно). Он с самого начала называл меня Зайкой. Почти не звал по имени, а обращался «Зайка».
Анна описала, что с самого начала отношений у нее возникало чувство протеста и неприятное ощущение, ей хотелось, чтобы молодой человек звал ее по имени, а от такого обращения у нее появлялось ощущение «обезличивания» и «запихивания в какой-то «барбичный» и одновременно простоватый образ». Но она не хотела быть и выглядеть девушкой «капризной, напрягающей по пустякам и все усложняющей», а хотела выглядеть и быть девушкой «легкой, неконфликтной и не устраивающей проблем из ничего» и поэтому, решив, что «такая мелочь не стоит того, чтобы из-за нее нудеть», молчала. В процессе нашей дальнейшей беседы Анна пришла к выводу, что дальше, в ходе их отношений с будущим мужем, а затем и последующей семейной жизни она, как ей теперь виделось, все больше превращалась в «Зайку». Ей казалось, что это нужно мужу и он готов общаться с ней, только как с «зайкой». Превращение включало в себя соответствующую одежду, досуг, речь, интересы, черты характера (такие как покладистость, наглость и «туповатость»). Анна поделилась некоторыми знаниями про «заек», обретенными ею в процессе практического освоения и создания этой версии идентичности: «зайки» не могли работать и заботиться о ком-то, кроме ближайших родственников; «зайки» не кусаются; в одиночестве не выживают; не задумываются, но обладают большой практической смекалкой.
Подтвердив, что я правильно поняла, что в ее жизни были и до сих пор бывают контексты, моменты и отношения, в которых она не «зайка», а кто-то еще, кто ей больше нравится (Анна решила называть эту версию себя «Анной»), я спросила, как Зайке «удается» начинать «замещать» Анну (формулировку «замещать» подобрала Анна).
А: Я позволила себе одеться к вам так, как я хочу. Но поверьте, у меня есть розовая коротенькая курточка, и, если бы я ехала с мужем, я бы надела ее. Ну или белую с серебряной аппликацией. Макияж был бы яркий, и я бы его называла мейкапом, он бы говорил, а я бы молчала, улыбалась бы или губы дула… Нет, вы не подумайте, он бы никоим образом не затыкал мне рот, предложил бы мне сказать… в том то и дело, вот, что я не знаю, как это происходит, но я бы чувствовала, что у меня мыслей быть таких не может, и я не знаю таких слов, которые сейчас говорю… Просто как будто становлюсь другим человеком и сама в это верю.
Е: Скажите…
А: И вот вы знаете что, извините, что перебиваю, вот я сейчас, когда сама все это вслух сказала, никогда раньше так четко это для себя не описывала… мне кажется, нет, точно, я ее ненавижу. Катя, может быть, мне правда нужно к психиатру, или вы прямо сюда санитаров вызовите, раздвоение личности какое-то, но я сейчас эту Зайку убила бы… Ой… Вот и суицид.
Таким образом, к концу первой встречи Анна пришла к выводу, что «зайка» определенно не является ее предпочитаемой версией. Предпочитаемые пока не были исследованы и описаны.
Я спросила у Анны, хотела ли бы она исследовать эти свои предпочтения, кажется ли ей важным или нужным, или допустимым, чтобы Сергей узнал о ее предпочтениях, и было ли бы ей интересно узнать о предпочтениях Сергея. На все вопросы Анна ответила утвердительно, выразила предположение, что Сергей захочет прийти на встречу, особенно, если будет думать, что это забота о ней, «его бедном больном зайчике» (это Анна произносила с улыбкой). И на следующую встречу супруги пришли вместе.
Анна выбрала не делиться с Сергеем содержанием нашей с ней беседы до совместной встречи, которую они решили начать с того, что Анна перескажет те аспекты нашей предыдущей беседы, которые посчитает наиболее важными для них обоих.
В ответ[29] Сергей сообщил, что он тоже находится на грани развода, ему тяжело, но представить себе, что он «разрушит их идеальный брак и нанесет удар своей любимой жене» он не может, поэтому предпочитал до этой встречи все переносить молча. А сейчас говорит только в надежде, что это поможет им обоим быть более счастливыми, потому что «так больше нельзя, да и нет смысла».
Особенно Сергей захотел откликнуться и исследовать «историю про Зайку» и свое отношение к ней.
Сергей не помнил, когда детально познакомился с образом «настоящего мужика», как он его назвал и когда он его выбрал для себя, но к середине учебы в институте он был уверен, что именно таким надо быть и так выглядеть, чтобы «с тобой была первоклассная девушка». Когда Сергей увидел в Анне первоклассную девушку, он с целью завоевать ее максимально вошел в образ «настоящего мужика» и постарался убедить ее и себя, что он именно такой. Почувствовав себя в полной мере «настоящим мужиком», Сергей тут же ощутил (видимо, как показало деконструктивное исследование, в основном под влиянием образов из рекламы), что рядом с таким мужчиной должна находиться «зайка». Видя в Анне свою избранницу и желая быть с ней, Сергей начал относиться к ней, как к «зайке», Анна это поддержала (находясь под влиянием тех же стереотипов про «настоящих мужчин» и их избранниц), и он сам оказался загнан в образ «сурового героя, который где-то далеко добывает деньги». Сергей знал про себя, что он «разумно чувствительный», заботливый, любит современное искусство и ценит свою способность сопереживать, но все это не вписывалось в образ «мужика», в котором ему стало тяжело еще до рождения первого ребенка. Но чем несчастнее и больнее, как ему казалось, становилась его жена, тем более он ощущал себя обязанным поддерживать такую версию себя «ради нее, из заботы о ней».
Сергей и Анна поддерживали свои нежелательные идентичности друг для друга.
В конце беседы я спросила у Анны и Сергея, что каждому из них показалось в этой встрече наиболее полезным.
А: У меня ощущение, что мы вообще сейчас в первый раз откровенно поговорили, я понимаю, что так не может быть, но это совсем не так, как все, что было раньше… и я, честно говоря, в шоке.
С: От меня в шоке?
А: Нет, само это чувство, такая… открытость, и вот ты сейчас на меня смотришь, а я могу просто говорить, а не стараться тебе понравиться (у Анны на глазах появляются слезы).
С (улыбаясь): Сейчас я тоже заплачу, вот тогда будешь в шоке. На самом деле, для меня самое важное в сегодняшней беседе, что появилось ощущение, что можно куда-то двигаться. Я думал, что мы в полном тупике. А сейчас получается, что мы этот тупик сами придумали – может быть и выберемся.
Ознакомительная версия.
