Число растений в коллекции Демидова было весьма значительно, если принять во внимание, что в ту пору Московский ботанический сад имел 3528 видов, а Императорский ботанический сад, считавшийся богатейшим в Европе, значительно позже, в 1824 году, имел 5682 вида.
Демидов свой каталог посвятил Екатерине II. В предисловии к нему он писал: «Из любопытства моего собрал я по Линнеевой системе из четырёх стран света более осми тысяч различных растений с их ботаническими характерами и изъяснением их природы, в одном том намерении, чтоб возбудить удивление о премудрости и величии Божием. Сотворение его толику хитро, что его разума не достает, к открытию всего. Ежели, например, делать наблюдение через микроскоп собранных некоторых семян, хранимых в продолговатых скляночках с одного конца на другой, то скрываются в них столь чудесные подобия иногда похожие на насекомые или на другие одушевлённые вещи; иногда кажутся в совершенном виде съедомых плодов, так что разность их восхищает разум. Тоже самое случается при наблюдении маленьких стручков открывающихся и различных кореньев, которых по нескольку сохраняю с немалым попечением и трудом в моём Московском саду, невзирая на суровость нашего климата, и с оного растения имею по алфавиту Гербарию… Вашего Императорского Величества всенижайший и всепокорнейший верноподданный Прокофий Демидов».
В дополнении к списку Демидов приводит следующий реестр:
Вновь прислано из разных мест семян, которых в каталоге не написано 665
Да сибирских, американских, индийских плантов, которые ещё цветов не принесли 2000
Итого по каталогу 4363
Да сверх каталогу 3634
А всего 8000
Даже по современным понятиям поражает полнота коллекции. Род касатик имел 70 сортов, живокость – 25, гвоздика – 52, шиповник – 45, нарцисс – 32, тюльпан – 47, рябчик – 33, вероника – 23, астра – 21. Подорожников и тех было 26 видов.
Паллас в честь Демидова описал один из родов Demidowia (D. tetragonoides). Другой ботаник — Гофман, описал ещё один вид – димидовия многолистная.
После смерти Прокофия Демидова часть библиотеки попала в Московское общество испытателей природы. Большинство растений погибло или разошлось по частным коллекциям. Осталась только слава о московском чудаке, запечатлённая не только в документах, но и в анекдотах того времени.
Никита Демидов (1724–1787), младший, любимый сын Акинфия, удачливый заводчик, тоже не был чужд ботанической романтики. Он создал прекрасный сад возле Слободского дома в Москве. Во многом он был похож на сад Прокофия, только террасами был обращён не к Москве–реке, а к Яузе. Сад располагался на третьей террасе и имел регулярное устройство, наиболее распространённое в XVIII веке. Четыре искусственных фигурных пруда подпитывались от маленькой речушки Чичеры, впадавшей в Яузу. Кроме того, сад украшали причудливые фонтаны, беседки, грот, декоративные скульптуры из чугуна и мрамора.
Среди служебных построек особое место занимали десять оранжерей. В их числе были овощная, персиковая, виноградная, сливовая и ананасная. Летом оранжерейные растения выставлялись в садик. Общее количество растений в оранжереях усадьбы Слободского дома в 1774 составляло девять тысяч видов. На территории усадьбы, преимущественно в оранжереях, росли тисы, лавры, кедры, пальмы, самшиты, герани, розы, алоэ (15 видов), фикусы (8 видов), ананасы (5 видов), цитрусовые, арбузы, виноград, разнообразные цветы. Ботанический сад в Москве неоднократно посещали специалисты, среди которых были А.Т. Болотов (1779), И.А. Гюльденштедт (1768), Ф. Стефан (1800).
Никита Акинфиевич Демидов (1724–1787) с портрета работы Л. Токке
Никите Демидову Сибирь обязана тем, что сначала на заводах, а затем и в его садах появились невиданные ранее растения: турецкая гвоздика, тихвинские огурцы, английские бобы, голландские огурцы, ставшие родоначальниками местных акклиматизированных сортов. Занятия ботаникой были в то время чрезвычайно затратными. И.Н. Юркин приводит такую статистику: перевозка одного «малого» дерева из Сибири в Москву приближалась по стоимости к перевозке 10 пудов железа.
После смерти Никиты Демидова созданная в его оранжереях коллекция была сохранена, но без надлежащего присмотра постоянно уменьшалась. Положение усугублялось и тем, что Николай Никитич Демидов, кому достался ботанический сад, часто жил за границей. Тем не менее, в 1803 году он насчитывал более трёх тысяч видов. И немалая заслуга в том принадлежала работавшим тогда в оранжереях при Слободском доме таких великолепных садовникам, как Андриас Фогт, Иоганн Пренер, Андрей Ткачев (крепостной Демидовых).
Средний сын Акинфия Демидова — Григорий (1715–1761) принял живейшее участие в судьбе коллекций несчастного Стеллера. В.И. Липский приводит собственно ручную пометку Линнея, где прямо об этом говорится: «…чернь взяла его коллекции и продала их Демидову (Григорию), который потом прислал мне всё, чтоб я написал названия, с позволением взять от всех дублеты».
В Соликамске Пермской губернии одновременно с Московским садом, и даже раньше его, существовал другой сад Демидовых. Сад этот посетил и описал академик И. Лепёхин во время своего путешествия в 1771 году. Вернее сказать, он сделал список растений, насчитывающий 422 вида. Среди них много южных оранжерейных – пассифлора, кофе, кактусы и прочих. Лепёхин писал: «Сколь изобилен сей сад разными растениями, а особливо с великим речением из отдалённых частей света привезённых, читатель усмотрит, может из следующего исчисления, где только те замечены, которые мне в короткое время рассмотреть было можно». Сведения об этом саде мы находим и в письме Стеллера в Академию от 18 августа 1746 года, написанное на обратной дороге с Камчатки: «Великое множество редких моих растущих вещей и кустов, которые я по указу с великим трудом собирал, на дороге растаяли, и я весной принужден был их всех бросить, либо в Соликамске оставить, к чему мне сад г. Демидова и прилежное надзирание сего саду способным казались».
По другим данным ботанический сад Григория Демидова насчитывал 525 видов.
Григорий Акинфиевич проводил в Соликамском саду большую научную работу, выписывал новейшую ботаническую литературу. Благодаря удачному расположению сада его посещали практически все путешествующие ботаники. В собственности рода Демидовых сад находился до 1772 года, когда вместе с селом Красным он был продан заводчику А.Ф. Турчанинову. Сад прекратил своё существование в 1810 году после раздела соликамского имения между турчаниновскими наследниками.
После переселения в Петербург Григорий не оставил ботанических занятий. В доме на Мойке у Демидова жил садовник. В публикациях «Санкт–Петербурских ведомостей» встречаются объявления о торговле садовника «заморскими цветочными луковицами». Садовник вёл энергичную деятельность по разведению цветочных растений, как для внутреннего потребления, так и на продажу.
Сыновья Григория — Павел (1738–1821), Александр (1737–1803) и Пётр (1740–1826) поддерживали связь с Линнеем. Даже есть сведения, что они некоторое время были у него в ученичестве. Линней через них получал образцы минералов, семена и растения. Сохранились письма Линнея к Фальку, чтоб тот нашёл Демидовых, с тем чтобы они посодействовали приобрести семена или живые растения цимицифуги (очень интересного растения из семейства лютиковых с резким неприятным запахом).
Можно, конечно, видеть в интересе Линнея к Демидовым некоторую корысть в знакомстве с богатейшими промышленниками, имеющими доступ практически в те земли, где не ступала нога исследователя. Можно считать, что Демидовым, получившим дворянство в 1726 году, было лестно знакомство с «князем ботаники». Так или иначе, но в этом сотрудничестве ясно проявилось эпохальное событие — сращение огромного промышленного капитала с «чистой» наукой. Несомненно, научные занятия Демидовых у Линнея не прошли даром. Конечно, господам капиталистам в их светской жизни ботаника была без надобности. Но тяга к знаниям, стремление к научным достижениям, уважение к науке сохранились у них на всю жизнь. Всё это они смогли передать своим детям и внукам. Именно это обстоятельство имело большое значение для развития ботаники в России.
В память о своём ученичестве Павел Демидов был многолетним корреспондентом Линнея. Он всецело осознал пользу от сбора естественнонаучных коллекций и прославился тем, что тратил огромные семейные капиталы на приобретение естественных коллекций, переданных впоследствии в Московский университет. Им было пожертвовано 100 тысяч рублей для поддержания кабинета натуральной истории, с тем, чтоб проценты от этой суммы шли на содержание музея и жалование хранителя музея.