При поисках хозяина притягательным образом действует запах его тела. Особенно привлекают пот, температура тела, выделение углекислого газа, а у людей — также цвет и поверхность одежды. Самка садится на хозяина и выбирает подходящее место для укуса. Найдя его, вонзает в кожу тонкие колющие части ротового органа, о котором уже говорилось. Прежде полагали, что эти колющие стилеты — жёсткие и пробивают кожу прямо в направлении укола. Однако опыты с тропическим комаром Aedes aegypti, одним из основных переносчиков инфекций, показали, что эти стилеты, проколов кожу, активно прогибаются, пока не будет найден подходящий капилляр или ткань вблизи от него. Затем они проникают в капиллярный сосуд, и комар напивается крови. Если же при укусе нужное место не было обнаружено, самка вынимает колюще-сосущий хоботок и пытает счастья в другом месте. Попытка также повторяется (большей частью на новом хозяине), если сосание крови преждевременно прервано. И это тоже имеет свое эпидемиологическое значение.
Напившись крови, отяжелевшие самки улетают в укрытия, где усваивают пищу и ждут, когда созреют яички. А потом уже остается подыскать удобное место для откладки 200–300 яичек, и цикл закончен. В лабораторном опыте самки комара Anopheles atroparvus при оптимальных условиях совершали до 18 яйцекладок. В природе — и особенно в нашем умеренном поясе — может быть осуществлено самое большее два-три цикла созревания и откладывания яичек.
В тропиках комары размножаются весь год, хотя и там численность их изменяется преимущественно в соответствии со сменой засушливых и влажных периодов. В умеренных же широтах наступающая осень обозначает конец комариной жизни. Комары переживают зиму главным образом в фазе яичек. Только анофелес, пискливый комар (Culex pipiens и родственные виды из того же рода) и комар-крепыш (Culiseta annulata) зимуют во взрослой форме в подвалах, естественных пещерах, дуплах деревьев и других убежищах.
Перед тем как удалиться в места зимовки, комары должны напиться крови, но она вызывает не развитие яичек, как это бывает летом, а превращается в запасное жировое тело. Весной, когда уже достаточно тепло, комары вылетают из зимних укрытий и, израсходовав остатки жировых запасов, снова сосут кровь, обеспечивающую дальнейшее развитие яичек. Эта гибернация, или зимовка, имеет и свои эпидемиологические последствия.
Комары подразделяются на две большие группы. Первая включает малярийных комаров — анофелесов (в ЧССР род Anopheles, объединяющий 6 видов), вторая — всех остальных комаров (в ЧССР роды Culex, Aedes, Mansonia и Culiseta — всего 36 видов). Для точного различения их существуют надежные признаки на всех фазах жизненного цикла, и специалисту распознать комаров не доставит ни малейших затруднений. А как быть неспециалисту, который, скажем, оказавшись в малярийной области, вдруг, к своему ужасу, обнаружит в гостиничном номере каких-то комаров? А что, если кто-то из нас найдет комариные личинки в садовом бассейне или просто в бочке, где хранят воду для поливки огорода? Вообще-то любой из нас может безошибочно отличить малярийных комаров от немалярийных, но для этого надо запомнить следующее:
— У сидящего на стене малярийного комара брюшко косо приподнято. При этом все тело — голова с хоботком, грудь и брюшко — находится на одной прямой линии, образующей с основанием острый угол. Обе стороны угла соединены второй парой ног, и получается в общем намек на букву А. Осторожно, анофелес!
— У сидящих немалярийных комаров брюшко приложено к основанию, т. е. все тело параллельно основанию.
— Личинки малярийных комаров держатся на поверхности воды в горизонтальном положении.
— У личинок немалярийных комаров из воды выступает конец дыхательной трубочки, а их тело образует с поверхностью воды всегда острый угол.
Во всех частях света известно приблизительно две с половиной тысячи видов комаров[18], из них 1900 видов приходится на тропические и субтропические области. Но и в этих зонах виды распределены неравномерно. Если сравнивать разные зоогеографические регионы, увидим, что наибольшего видового разнообразия комары достигают в Неотропической области: в Центральной и Южной Америке обитает одна треть всех известных видов. Еще одна треть их живет в Восточной области, охватывающей тропическую Азию и Малайский архипелаг. В Эфиопской области (Африка к югу от 20-й параллели) живет лишь одна шестая зарегистрированного в мире числа видов. На обширных пространствах Палеарктической области (Европа, умеренная Азия и Северная Африка с Сахарой) встречается менее 9 %, а в Неарктической области (Северная Америка) менее 7 % от мирового количества видов.
Итак, особенно многочисленны виды тропических и субтропических комаров, что вполне соответствует нашим представлениям о душной влажности тропических низменностей, поражающих обилием самых разнообразных водных поверхностей. В тропиках есть и обширные аридные (сухие) области, но и в них живут комары. Нередко здесь им для поддержания популяции хватает одного колодца или другого ограниченного источника воды.
Проникли комары и в арктические северные широты. Встретить комаров можно и за полярным кругом, и в высокогорных местностях. Словом, эти насекомые приспособились повсеместно и заселили все части суши, за единственным исключением: нет их на острове Исландия, хотя на той же географической широте, к востоку и западу от него на Скандинавском полуострове и на Гренландии они встречаются в изобилии. И еще один островной край в какой-то степени можно считать исключением: на Гавайских островах обошлись без малярийных комаров.
Но вернемся в Арктику, где количество видов комаров невелико, но зато водятся они в таком невообразимом множестве, какого порой не бывает и под тропиками. Очагами массового размножения здесь служат бесчисленные мелкие водоемчики, остающиеся после обширных разливов при таянии снега, прежде всего на равнинах, где под тонкой корочкой почвы вечная мерзлота. За короткое арктическое лето появляются на свет несметные полчища комаров. Им нужна пища, а теплокровных животных, за чей счет они могли бы питаться, здесь не так уж много. Оленьи стада в период массового лёта комаров покидают угрожаемые территории, и комары неистово набрасываются на все живое, что остается. Настоящую скандинавскую комариную напасть, пережитую им в начале нашего века в Лапландии, живо изобразил путешественник Поттингер (Pottinger):
«На лошадей страшно было смотреть: от ноздрей до хвоста и от копыт до хребта, их, несчастных, покрывало нечто, напоминавшее с виду серое мохнатое одеяло, но при более близком рассмотрении оказалось, что это комары, сидящие так плотно друг к другу, что на животных не было места хоть с наперсток величиной, не занятого ими. А лошади, дрожа всем телом, встряхивая и отмахиваясь хвостами, продолжали пастись, сознавая урон, причиняемый насекомыми их жизненной силе, и потребность восполнить его пастьбой. Самым интересным, или, если быть точным, единственным, что было примечательного в тот день в нашем походе по местности, было огромное скопище комаров, которые — потому что погода стояла все время ясная, тихая и теплая — неотвязно преследовали людей и лошадей. А когда наша группа укрылась в одной из пещер, чтобы передохнуть, в воздухе вокруг лагеря повисла такая тьма комаров, что они заполняли собой все пространство и, словно густой вуалью, заслоняли солнечный свет. Я бы сказал, что можно было палкой писать буквы в роях комаров. Рои были такие густые, что только что выведенные буквы в следующее мгновение снова сливались в одну сплошную массу».
Не менее красноречиво и свидетельство русского естествоиспытателя и путешественника А. Ф. Миддендорфа, исследовавшего Сибирь в 60-е годы XIX в.:
«Кровожадные, сидящие в три-четыре слоя друг на друге комары покрывали наше тело, постоянно зондировали своими хоботками и находили любую щелку, любое уязвимое место в нашей одежде. Своими уколами они татуировали на нашей коже такие же узоры, какие были вышиты на наших меховых одеждах, так как сквозь отверстия от иглы просовывали свои хоботки, не пропустив при этом ни одного отверстия. От комаров не было никакого спасения, они лезли к нам в рот, нос, уши и глаза. Невозможно было ни смотреть, ни слушать, ни дышать. Одним ударом можно было убить тысячу, а миллион их бросался на освободившееся место. Ни о каком наблюдении не могло быть и речи. Ночью комары нашли путь и под одежду, которой мы накрылись. В лихорадочном смятении проходила ночь без сна, а когда наконец сон сморил нас, он не принес нам облегчения. Мы просыпались с распухшими губами, с затекшими глазами и опухшим лицом, чтобы принять новые муки. Очевидно, комары решили любой ценой напиться крови вволю хотя бы раз в жизни. Голод мучил их, должно быть, даже сильнее, чем они мучили нас своими укусами. В этой пустынной местности, где совсем нет зверей, мириады комаров все равно должны погибнуть, не получив желанного глотка. Гумбольдт в болотах Барабинской степи в Сибири тосковал по берегам Ориноко, которые до этого описывал как места, кишащие комарами».
