Секс с учеными: Половое размножение и другие загадки биологии - Алексей Алексенко

даже генетическое сходство человека и шимпанзе достигает 99﹪? Не должны ли мы проявлять альтруизм по отношению ко всему живому на Земле просто на том основании, что (почти) у всего живого есть общие гены РНК-полимеразы и фактора элонгации полипептидной цепи? Такой нелепый (хотя и возвышенно-романтический) вывод получился из-за того, что в теории Гамильтона, как и во всех популяционно-генетических моделях, слово «ген» не следует понимать в молекулярно-генетическом смысле – как любой кусочек ДНК, кодирующий белок. Для классического генетика «ген» есть только там, где в популяции существуют два или больше взаимоисключающих варианта какого-то генетического локуса, то есть разные аллели. Именно аллели участвуют в процессах отбора, и только они могут вести себя «эгоистично» в докинзовском смысле. У родных братьев гарантированно совпадает аллельное состояние половины полиморфных локусов в геноме – то есть тех мест в ДНК, где в популяции вообще существуют какие-то различия. За эти аллели с точки зрения кин-отбора и имеет смысл жертвовать собой. А там, где различий нет, не может быть ни кин-отбора, ни вообще какого-либо отбора в дарвиновском смысле. Самоотверженно любить березки или головохоботных червей в принципе можно, но кин-отбор по Гамильтону никак нас к этому не подталкивает.

Внесен в список физических лиц, выполняющих функции иностранного агента.

Книга Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» прорывалась к российскому читателю существенно дольше, но причиной тому были идеологические ограничения, существовавшие в СССР, то есть популяризаторов и издателей за это упрекать бессмысленно.

Существует миф, будто способность сворачивать язык в трубочку – это моногенный менделевский признак. Эту идею выдвинул еще в 1940-х годах американский генетик Альфред Стертевант, и она даже надолго застряла в школьных учебниках, однако позже автор сам признал свою ошибку. Видимо, эта способность определяется разными генами, а также тренировкой – примерно так же, как и интеллект.

Возможно, культурный драйв не следует ставить в один ряд с «макиавеллиевским интеллектом» и другими частными гипотезами. Дело в том, что гипотеза культурного драйва потенциально может объединить множество подобных частных идей. Она никоим образом не противоречит таким идеям, как «социальный мозг», «макиавеллиевский интеллект», «мозг для внутригрупповой кооперации», «мозг для производства каменных орудий» или «мозг для привлечения половых партнеров». На самом деле идея культурного драйва способна включить в себя сколь угодно широкий круг подобных гипотез. Ведь самоподдерживающаяся коэволюция мозга и культуры может быть основана на самых разных культурно наследуемых знаниях, навыках и способах поведения, лишь бы они были полезными (повышали дарвиновскую приспособленность) и не слишком простыми, чтобы необходимость их усваивать вела к отбору на улучшение когнитивных функций. – Прим. науч. ред.

По моему мнению, в работе Гаврильца и Воуза главным действующим лицом на самом деле является культурный драйв. Он основан на «макиавеллиевской» культуре и половом отборе. Две мощные и уважаемые теории («макиавеллиевского интеллекта» и полового отбора) здесь выступают в роли механизмов низшего уровня, а на плечах этих гигантов стоит культурный драйв – механизм высшего уровня, который, собственно, и заставляет мозг расти. Более того, половой отбор в модели Гаврильца и Воуза даже не является обязательным компонентом. В этой модели можно заменить половой на обычный естественный отбор, а мемы, привлекающие самок, – на мемы, помогающие разделывать туши буйволов в саванне, оборонять территорию, организовывать совместную или индивидуальную охоту, успешно интриговать и обманывать соплеменников в борьбе за доступ к ценным ресурсам и т. д. То есть на любые культурные навыки, повышающие репродуктивный успех. Во всех этих случаях механизм взрывного поумнения будет работать точно так же (см.: Марков А., Наймарк Е. Эволюция человека. В 3 кн. Кн. 3: Кости, гены и культура. – М.: Corpus, 2022). – Прим. науч. ред.