больше соли делает нашу пищу более вкусной, хотя может оказаться слегка вредной для здоровья. Но свыше определённого уровня, вред причиняемый солью перевешивает любую пользу, которую мы получаем от более вкусной пищи. Так же и с защитой прав интеллектуальной собственности. Некоторый минимальный объём её может быть незаменим для образования стимула к созданию [
новых] знаний. Еще немножечко защиты может принести больше пользы, чем издержек. Но слишком много её порождает больше издержек, чем пользы, и в конечном итоге вредит экономике
Так что подлинный вопрос не в том, хороша или плоха защита IPR в принципе. А в том, как верно установить равновесие между нуждой поощрить людей к созданию новых знаний и необходимостью обеспечить, чтобы порождённая тем самым монополия не перевесила той пользы, которую приносят новые знания. И для того, чтобы этого добиться, нам необходимо снизить степень защиты IPR, которая господствует сегодня – сократив срок защиты, подняв планку оригинальности, а также облегчив получение обязательных [принудительных] лицензий и осуществление параллельного импорта.
Если более слабая защита приводит к недостаточности стимулов для потенциальных инвесторов, такое может случиться, а может и нет, то в дело может вступить общественный сектор. Его участие может заключаться в непосредственном выполнении исследований общественными [государственными] организациями – национальными (к примеру, Национальные институты здоровья США) или международными (к примеру,
Международный научно-исследовательский институт риса, который вывел сорта риса «Green Revolution»). Оно может заключаться в целевых субсидиях на НИОКР компаниям частного сектора, с непременным условием обеспечить доступ общественности к конечному продукту [202]. Общественный сектор, что национальный, что международный, уже и так занимается этими вещами, так что это не станет радикальным отходом от существующей практики. Вопрос просто будет заключаться в том, чтобы [своевременно] подключиться и перенаправить уже ведущуюся работу.
А превыше всего, международную систему защиты IPR следует реформировать таким образом, чтобы помочь развивающимся странам стать более продуктивными, позволив им приобретать новейшие технические знания по разумной цене. Развивающимся странам следует позволить иметь более слабые меры защиты IPR – укороченный срок действия патентов, сниженные ставки роялти за лицензии (возможно, дифференцированные, в зависимости от платёжеспособности) или облегчённый порядок ввода обязательных лицензий и параллельного импорта [203].
И последнее по порядку, но не по значению: нам не только нужно облегчить приобретение технологий развивающимися странами, но также нам нужно помочь им развить возможности к [самостоятельному] применению и разработке более производительных технологий. Для этой цели, можно было бы учредить институт международного налога на патентные роялти [лицензионные вознаграждения] и использовать его [средства] для предоставления технологической поддержки развивающимся странам. Ещё были бы полезны изменения международной системы авторских прав, которые облегчат доступ к научной литературе [204].
Как и все прочие [социальные] институты, права интеллектуальной собственности (патенты, авторские права, торговые марки) могут быть как полезными, так и вредными, в зависимости от того как они устроены, и где они применяются. Проблема не в том, вышвырнуть ли их на свалку или укрепить, закрутив гайку до упора, но в том чтобы найти верный баланс между интересами патентообладателей и всего остального общества (или, если угодно, всего остального мира). Только когда мы найдём эту точку равновесия, система IPR станет служить полезной цели, для которой её первоначально и создавали, а именно – стимулированию выработки новых идей самым дешёвым для общества образом.
Глава 7. О благоразумии, финансах и неолиберальном мышлении
Может ли финансовое благоразумие зайти слишком далеко?
Наверное на всех, кто смотрел блокбастер «Mission Impossible III», должно было произвести сильное впечатление городское великолепие Шанхая, центра китайского экономического чуда. Также им, наверное, запомнилась сцена в финале с лихорадочной погоней, поставленная в причудливом, но захудалом районе вдоль канала, который кажется так и застрял в 1920-х годах. Контраст между этим районом и небоскрёбами в центре города символизирует ту проблему, с которой столкнулся Китай – быстро растущее неравенство и недовольство, которое оно порождает.
Кстати, те, кто смотрел предыдущие серии «Mission Impossible», удовлетворили своё любопытство. Впервые в этом цикле фильмов, нам дали расшифровку аббревиатуры IMF [совпадает по написанию с МВФ], грозного разведывательного ведомства, в котором служит главный герой Итан Хант (Том Круз). Оно называется Служба Невыполнимых Задач (Impossible Mission Force).
Настоящий МВФ (IMF), Международный валютный фонд, может и не посылает тайных агентов взрывать здания или ликвидировать неугодных, но его всё равно очень боятся развивающиеся страны, ибо для этих стран он играет роль стражника у ворот, который контролирует их доступ к международным финансам.
Когда у развивающихся стран случается кризис платёжного баланса, как это часто бывает, исключительно важным становится подписание соглашения с МВФ. Деньги, которые ссужает сам МВФ – это только малая толика всей истории, потому что своих денег у МВФ мало. Намного важнее само соглашение. Оно считается гарантией того, что страна исправит свою «расточительность» и примет комплекс «хороших» политических мер, которые обеспечат её [страны] будущие возможности выплатить свои долги. Только после заключения такого соглашения, потенциальные займодавцы – Всемирный банк, правительства богатых стран и займодавцы частного сектора, согласятся продолжить предоставлять финансы соответствующей стране. Соглашение с МВФ включает в себя принятие [страной] широкого (и всё более расширяющегося, см. Главу 1) круга экономических мер, начиная с либерализации внешней торговли и заканчивая принятием нового предпринимательского права. Но самые важные и пугающие условия МВФ касаются макроэкономической политики.
Макроэкономическая политика, состоящая из монетарной [кредитно-денежной и валютной] и фискальной [бюджетно-налоговой] политики, имеет своей целью изменить поведение всей экономики целиком (которое отличается от простой суммы поведений отдельных экономических субъектов, из которых она складывается) [205]. Неочевидная идея о том, что целая экономика может вести себя отлично от простой суммы её составных частей, принадлежит знаменитому кембриджскому экономисту Джону Мэйнарду Кейнсу (John
Maynard Keynes). Кейнс утверждал, что то, что является рациональным для отдельных субъектов, может и не быть рациональным для всей экономики в целом. К примеру, во времена экономического спада, фирмы сталкиваются с тем, что спрос на их продукцию падает, а рабочие сталкиваются со всё возрастающим риском сокращения штатов и снижения заработной платы. Для отдельных фирм и их работников благоразумным будет сократить свои расходы. Но если все экономические субъекты сократят свои расходы, им всем будет только хуже, ибо комбинированным эффектом в результате таких действий станет снижение совокупного спроса, которое в свою очередь увеличит всеобщие шансы на банкротство или увольнение. Следовательно, утверждает Кейнс, правительство, чьей обязанностью является управление всей экономикой, не может прибегнуть просто к увеличенной версии плана действий, рационального для отдельных экономических субъектов. Оно должно всегда целенаправленно вести себя противоположно тому, как ведут себя [все] другие экономические субъекты. Следовательно, во времена экономического спада, оно должно увеличить свои расходы, чтобы уравновесить тенденцию фирм частного сектора и рабочих по сокращению своих расходов. Во времена экономического подъёма, оно должно сокращать свои расходы и увеличивать налоги, чтобы эти меры предотвратили превышение спроса над предложением.
До 1970-х годов, отражая заложенные в неё идеи, главной целью макроэкономической политики было сокращение амплитуды колебаний уровня экономической активности, известных как экономические циклы. Но с момента подъёма неолиберализма и его «монетарситского» подхода в конце 1980-х гг., фокус макроэкономической политики значительно сместился. «Монетаристы» называются так, потому что они считают, что цены растут, когда слишком большой объём денег [в обращении] следует за данным [конкретным] количеством товаров и услуг. Также они считают, что стабильность цен (т. е. поддержание низкого уровня инфляции) является основой благополучия и, следовательно, денежная [эмиссионная] дисциплина (которая требуется для стабильности цен) должна быть наиважнейшей целью макроэкономической политики.
Когда речь заходит о развивающихся странах, Недобрые Самаритяне ещё больше подчёркивают необходимость финансовой дисциплины. Они
