обладали немалой привлекательностью для воинов со сравнительно неискушенным духом и разумом, не привычным к мудрствованию. Таким образом, одно из важнейших и необходимых качеств бойца вполне естественно нашло конгениальное отражение в духе Дзэн. Здесь, вероятно, кроется одна из главных причин столь тесной связи между учением Дзэн и самурайством.
Вторая причина – в простоте учения Дзэн, его искренности и прямоте, отрицании ценности собственной жизни и расчете только на собственные силы. Подобные аскетические тенденции прекрасно сообразуются с воинственным духом самурая. Дух бойца всегда должен быть направлен на одно – на противника, с которым предстоит сразиться. Бойцу не пристало смотреть ни назад, ни в сторону. Ему необходимо только одно – идти вперед, чтобы сокрушить врага. Ему противопоказаны любые излишние контакты с окружающим миром – физические, эмоциональные или интеллектуальные. Сомнения и раздумья, если только они рождаются в сердце воина, служат серьезным препятствием на пути к победе, а всякая эмоциональная или физическая привязанность может явиться для него тягчайшим бременем, если он преисполнен желания с усердием исполнять свои обязанности в ратном деле. Настоящими бойцами, как правило, становятся аскеты и стоики с железной волей. Этими качествами при необходимости снабжает их учение Дзэн.
Третья причина заключена в исторических связях между ревнителями Дзэн-буддизма и верхушкой воинского сословия. Эйсай (1141–1215), чье имя, возможно, следует произносить как Эсай, по традиции, считается первым буддийским священником, познакомившим японцев с учением Дзэн. Однако деятельность его в значительной степени ограничивалась пределами Киото, а Киото в ту пору был центром старых буддийских школ иного толка. Мощная оппозиция со стороны этих школ делала практически невозможным воцарение какой-либо новой веры в императорской столице. Эйсай вынужден был пойти на компромисс, примирившись с влиянием сект Тэндай и Сингон. Между тем в Камакура, резиденции правительства из рода Ходзё, никаких объективных исторических затруднений для распространения учения не существовало. Ходзё поддерживали военный режим, унаследовав бразды правления от клана Минамото, который сломил могущество клана Тайра и придворной знати. Аристократия утратила господствующее положение в стране вследствие чрезмерной утонченности нравов, приведшей к постепенному вырождению сословия. Правление же Ходзё отличалось суровостью нравов, умеренностью и моральной дисциплиной, а также отлаженностью мощной административной и военной машины. Деятели, стоявшие во главе этого грандиозного политического аппарата, с энтузиазмом приняли Дзэн как духовное наставление и руководство, игнорируя авторитет традиции в религиозных вопросах. Таким образом, Дзэн не мог не оказать сильнейшего влияния на все стороны культурной жизни Японии, начиная с XIII в. и далее на протяжении всего периода Асикага и даже Токугава.
Дзэн не располагает какой-то специальной доктриной или философией с устойчивым набором понятий и интеллектуальных формул, если не считать того, что он стремится освободить человека от уз рождения и смерти при помощи своеобразных интуитивных методов. Это придает всему учению чрезвычайную гибкость и способность адаптироваться к любой философской или моральной доктрине, при условии, что последняя не нарушает хода интуитивистского познания. Дзэн может породниться с анархизмом или фашизмом, коммунизмом или западной демократией, атеизмом или идеализмом, с любым политическим или экономическим догматизмом. При всем том Дзэн всегда проникнут неким революционным духом, и, когда дело заходит в тупик – например, когда мы перегружены всяческими условностями и формализмом, – Дзэн заявляет о себе как разрушительная сила. В таком понимании весь дух эпохи Камакура согласовывался с мужественным духом Дзэн.
В Японии есть поговорка: «Тэндай – для императорской фамилии, Сингон – для знати, Дзэн – для самураев, а Дзёдо – для простого народа». Здесь очень метко характеризуется роль каждой из четырех ведущих буддийских сект. Тэндай и Сингон отличаются пышностью ритуала; их служители отправляют культовые церемонии в торжественной, помпезной манере, отвечающей вкусам аристократии. Дзёдо, естественно, больше отвечает потребностям простолюдинов, благодаря бесхитростной простоте вероучения. Что же касается Дзэн, то он не только указывает кратчайший путь к достижению истинной веры, но и является религией, основанной на силе воли, а сила воли есть самое необходимое для воина, хотя и ее надлежит подкрепить интуитивным прозрением.
Первым адептом Дзэн из рода Ходзё был Токиёри (1227–1263), унаследовавший от своего отца Ясутоки регентство. Он пригласил в Камакура дзэнских мастеров из Киото, а также некоторых китайских мастеров из Южной империи Сун и под их руководством предался усердному изучению Дзэн. В конце концов он преуспел в своих занятиях, познав сущность Дзэн, и это должно было дать стимул всем вассалам Ходзё последовать примеру сюзерена.
Готтан, китайский мастер Дзэн, под руководством которого Токиёри достиг окончательного прозрения после двадцати одного года непрестанных радений, посвятил своему просветленному ученику стихотворение:
Больше нет ничего в учении Будды,
что пристало нам обсуждать с тобою, —
И тебе ни к чему утомлять дух-разум,
наставленьям моим внимая праздно.
Там, где более не осталось места
ни молитве, ни знанью, ни свойствам духа,
С бодхисаттвой Дипанкарой Шакьямуни
безмятежно, мирно ведет беседу.
После не слишком долгого успешного правления Токиёри скончался в 1263 г., в возрасте всего лишь тридцати шести лет. Поняв, что час его близок, он надел буддийское облачение, сел на соломенную циновку для медитации и, сложив прощальную песнь, тихо почил. Стихотворение гласило:
Высоко вздымалось кармы моей зерцало,
Но исполнилось тридцать семь – и оно разбито,
Под ударом молота вдребезги раскололось,
Но Великий Путь нисколько не поколеблен…
Ходзё Токимунэ (1251–1284) был единственным сыном Токиёри, и регентскую мантию ему пришлось принять от отца в восемнадцать лет. Он оказался одним из величайших деятелей в истории Японии. Во всяком случае, без него история страны могла оказаться совсем иной. Именно он отразил монгольские нашествия, повторявшиеся на протяжении нескольких лет (1268–1284).
Порой кажется, что Токимунэ и впрямь был послан небесами, чтобы спасти японский народ от тягчайшего бедствия – ведь дата его смерти совпадает с окончанием великих битв. Его короткая жизнь была полностью посвящена благородному делу. Ему суждено было стать телом и душой всей нации. Неукротимый дух Токимунэ ни на минуту не ослаблял контроля над положением вещей, а тело воплотилось в непобедимой армии, что стояла насмерть, словно могучий утес над бурными волнами Западного моря.
Эта удивительная, почти сверхчеловеческая личность заслуживает еще большего уважения, если учесть, что, несмотря на все заботы, он находил время, силы и вдохновение, чтобы изучать Дзэн под руководством китайских мастеров. Он возводил для них храмы, из которых заслуживает упоминания в первую очередь посвященный Букко Кокуси [4].
Предназначением обители было утешать отлетевшие души японских и китайских воинов,
