в коллективном сознании в символ победы, который отдает дань каждому, кто прошел через горнило.
Песня и искусство в целом служили еще одной цели. Гитлеровская пропаганда в странах Оси провозгласила славянскую культуру неполноценной. Тот факт, что искусство сохранилось и процветало во время войны, опровергал эти порочащие утверждения. Как заметил Томофф, «музыка давала отпор нацистским заявлениям, что советская (или русская, славянская, неарийская) культура является недочеловеческой и заслуживает полного истребления» [Tomoff 2006:78]. Хотя бытование, распространение и исполнение военных песен составляло лишь часть более обширного «художественного фронта», который изобиловал жанрами, критическими статьями и обзорами, посвященными советскому искусству, все же песни являлись фундаментальной частью доказательства полноценности национальной культуры. Эта русская гордость за свое искусство и свою победу проявилась необычным образом. В начале 1990-х годов многие люди военного поколения отказывались от посылок с гуманитарной помощью, которые Германия отправляла в особо трудные годы переходного периода в 15 республик (автор лично стал свидетелем такого поступка во время пребывания в Москве, а также слышал об этом от других). Люди продолжали усматривать в действиях немцев презрение, а не гуманизм.
Слова песни важны, потому что они несут ее когнитивное послание, поэтичное или романтичное, мстительное или повелительное. Текст дает слушателю подсказку, служит указателем на функцию песни; он также помогает унифицировать коллективное восприятие этой песни. Текст сужает диапазон интерпретации инструментальной музыки, которая сама по себе, без слов, допускает куда большую свободу трактовок. Однако мелодия является неотъемлемым элементом песни, и она также влияет на слушателя, но на другом уровне, чем текст. Некоторые песни были созданы на основе существующих мелодий, что давало слушателю ощущение встречи со старым знакомым – оставалось только выучить слова. Кроме того, использование известных мелодий позволяло людям, даже лишенным музыкального таланта, создавать свои собственные версии песен. Как говорилось, убедительным доказательством этого является обилие различных текстов на мелодию «Катюши». Люди, у которых была собственная версия этой песни, вспоминали ее, слушая общепринятую версию, и чувствовали особую интимную связь с этой мелодией благодаря личным ассоциациям.
Если мелодия была создана во время войны, то ветераны, услышав ее позже, возвращались в прошлое, у них вспыхивали чувства, испытанные когда-то. Поскольку с песней связаны, как правило, хорошие моменты фронтовой жизни, то и воспоминания оказывались положительными. Ветераны могли насвистывать песню, напевать ее, вспоминать в особых случаях, тем самым сохраняя и передавая следующему поколению.
Как исполнители, так и слушатели отмечают, что с ситуациями, когда звучали военные песни, связаны, как правило, положительные ассоциации. Солдаты встречали артистов на фронте цветами, подарками и словами благодарности. Артисты чувствовали себя полезными и значимыми, хотели как можно лучше и петь, и выглядеть. Клавдия Шульженко вспоминала: «Там, на фронте, я поняла, что есть для артиста наивысшая награда – это улыбка, любовь и признание солдат, для которых наших искусство – абсолютная необходимость» [MacFadyen 2002: 152]. В мемуарах люди признаются, как услышанная музыка побуждала их задуматься, погрузиться в свой мир и даже заплакать. Иногда зрители просили повторить песню несколько раз.
Воздействие песни на телесном уровне
Описанные эффекты не полностью исчерпывают силу воздействия песни на человека. Недавние исследования выявляют связь между музыкой и физиологией человеческого тела. МРТ-сканирование показывает, что музыка – как в процессе восприятия, так и в процессе исполнения – воздействует не на конкретную область мозга, но стимулирует различные его зоны, которые работают одновременно. Никакой другой стимул не оказывает на мозг столь всеобъемлющего действия, порождая «целостный мозговой феномен» [Ball 2010:241,375]. Активность, связанная с музыкой, затрагивает практически все известные нам зоны мозга и почти все подсистемы нервной системы. При обработке музыкального сигнала с целью анализа его специфических параметров, таких как высота, темп, тембр и т. д., мозг использует функциональную специализацию и систему распознавания признаков [Levitin 2006:84].
В результате другой серии экспериментов была предложена модель следов памяти. Даниэль Левитин объяснил, каким образом в процессе вычисления мелодических интервалов и считывания ритмической информации, независимой от темпа, мозг извлекает из мелодии абсолютные показатели, особенности исполнения, темп, тембр и т. д. Он отмечает, что «мы храним как абстрактную, так и конкретную информацию, содержащуюся в мелодии». Память может воспроизводить музыку, но верно и обратное – музыка может пробуждать память:
Весь пережитый опыт потенциально хранится в памяти. Только не в определенном участке мозга, потому что мозг не является складом. Точнее будет сказать, что воспоминания кодируются с помощью групп нейронов, которые получают стимул определенной силы и объединяются в конфигурации определенной формы, а затем позволяют отыскать воспоминание и проиграть его в нашем мысленном театре.
Чем уникальнее контекст, тем прочнее связь. Мышление, музыка, память и эмоции связаны между собой: «Музыка связана с жизненными событиями, а те связаны с музыкой» [Levitin 2006: 160–161].
Таким образом, при мысли о событиях, людях, эмоциях, связанных с войной, в сознании переживших войну могут возникать песни того времени. И наоборот, звучание песни военного времени может воскресить в памяти связанные с ней события или эмоции. Как эти воспоминания и эмоции будут оцениваться – положительно или отрицательно, – зависит, разумеется, от контекста ситуации и личности человека.
Музыкотерапия возникла после Второй мировой войны в процессе оказания помощи лицам, пережившим психологическую травму. Основной принцип музыкотерапии, сформулированный Даниэлем Шнеком и Доритой Бергер, заключается в том, что музыка и ее составляющие: ритм, мелодия, темп и т. д. – оказывают прямое и поддающееся измерению влияние на биологические системы человека. Если система подвергается травмирующему воздействию, то с физиологической точки зрения в ней происходят биологические изменения, которые при длительном воздействии могут угрожать жизнеспособности системы. Этот процесс является обратимым, указывают Шнек и Бергер: «В организме, который стремится к непрерывному функциональному подкреплению, запускаются адаптивные реакции, что получило название физиологической вовлеченности» [Schneck 2006: 20].
Музыка является инструментом, который запускает процесс «вовлеченности». Различные составляющие музыки оказывают прямое и разнообразное воздействие на ряд систем. Исследования демонстрируют, что музыка может оказывать на все биологические системы тела самое разное влияние: возбуждать, тормозить, успокаивать, стимулировать, исцелять. Согласно Шнеку и Бергер, «между музыкой и телом существует уникальная симбиотическая связь, независимая от сознания» [Schneck2006:24; Ball 2010:245]. Таким образом, солдат, певец или пациент, слушая музыку, участвуют в терапевтическом процессе, даже если этого не осознают. Музыка «напрямую стимулирует телесные механизмы самоисцеления и / или адаптации» [Schneck 2006:26]. Следовательно, когда солдат слушает военную песню – даже после окончания войны, – он успокаивается, его тело хотя бы на короткое время избавляется от напряжения и возникает эффект вовлеченности.
«Если событие происходит неоднократно, то организм привыкает к нему, так формируется цепь
