в то время мировоззренческого «освежения».
Главная задача любого исследования, претендующего на выявление научно значимых истин, — предложить научно обоснованную версию ответа на те или иные вопросы, возникающие в процессе научного познания, позволяющую разрешить те или иные научные проблемы. Хочется надеяться, что намеченные в настоящей книге вехи общей мировоззренческой схемы сибирского язычества достаточно важны и актуальны.
Но схема сама по себе — не столько цель, не столько даже этап, сколько момент исследования, в котором сразу же надо начинать разумно сомневаться. Эти сомнения должны быть положены в основу будущих исследований и побудить к обдумыванию и апробации новых путей поиска истины.
Думается, что перспектива дальнейших научных изысканий в области сибирского язычества должна предусматривать приоритетную разработку по крайней мере трёх очень важных, на мой взгляд, поисковых направлений.
Первое из них — это серьезное палеоэтнографическое исследование семантики древней погребальной обрядности.
К сожалению, в изучении могильных древностей у нас до сих пор господствуют так называемые формализационные и статистические подходы, ориентированные на индексацию, типологизацию, корреляцию и систематизацию обрядовых признаков. Однако названные методические приемы ныне в значительной мере исчерпали свои возможности, превращаются в самоцель и начинают питать сами себя, не порождая ничего существенного и уже не суля сколько-нибудь обнадеживающих исследовательских перспектив.
Дело в том, что практически все отечественные сторонники и разработчики формализационных и статистических подходов (применительно к могильным древностям), в том числе такие авторитетные ученые, как В. Ф. Генинг и И. С. Каменецкий, использовали свои методические приемы, по существу, в полном отрыве от общей семантической основы погребальной обрядности — прежде всего, от трех ее главных смысловых ракурсов: структурного, мировоззренческого и функционального.
Структурный ракурс. Могильный комплекс являет собой модель Мира. Подземная часть (могильная яма) ассоциируется с Нижним миром, наземная (надмогильный столб-лестница, дерево, погребальный домик, курганная насыпь и пр.) демонстрирует связь с Верхней (небесной) сферой.
Мировоззренческий ракурс. В канонах традиционной погребальной обрядности закодированы основные концептуальные сюжеты древнего языческого миропонимания: представления о структуре Мироздания, о душе, о жизненном круговороте и т. д.
Функциональный ракурс. По существу, все элементы традиционного погребального комплекса так или иначе направлены на обеспечение благополучного достижения темной (нижней) и светлой (верхней) «душами» покойника мест их загробного обитания — во имя будущих реинкарнаций.
Вне этих главных смыслов формализацонные и статистические методы исследования древней погребальной практики во многом теряют свой эвристический потенциал, и поэтому их абсолютизация чревата формально-логическими выводами.
Второе направление — многостороннее изучение древних памятников изобразительного искусства (орнаментальных комплексов, художественной пластики, наскальной живописи и др.) прежде всего с точки зрения их ритуального предназначения и заключенных в них мировоззренческих идей. Эту работу ныне достаточно успешно осуществляют М. А. Дэвлет, В. И. Молодин, Е. А. Окладникова, Н. В. По-лосьмак, В. Д. Кубарев, А. И. Мартынов, С. В. Студзицкая и др. В мировоззренческом аспекте здесь, видимо, следует исходить из того, что древнее изобразительное искусство носило в целом культовый характер и фиксировало не столько реальный земной мир, сколько так называемую «мистическую реальность».
Кроме этого, необходимо учитывать, что древний языческий мировоззренческий комплекс в его цельном, наиболее выраженном концептуальном виде сформировался, скорее всего, в энеолите и бронзовом веке, а с эпохи железа или даже с конца бронзового века многие его ритуально-обрядовые проявления начинают терять свой изначальный глубинный смысл и всё более превращаются в формальные культовые каноны.
Третье направление — акцентированный интерес к психической природе человека. Вне психоаналитических экскурсов едва ли возможно понять истоки, обусловленность и историческую значимость древних мировоззренческих комплексов. В этом отношении чрезвычайно интересны психоаналитические исследования К. Г. Юнга и его последователей, особенно теоретико-методологические разработки, связанные с учением о «коллективном бессознательном», об «архетипах», о «душе», о «синдроме предназначенности», о соотношении «физической» и» психической» реальностей и т. д. В связи с этим как никогда актуально серьезное исследование психологической основы сибирского шаманства. И здесь чрезвычайно важно не путать жречество с колдовством, колдовство с шаманством, шаманство с шаманизмом, а шаманизм с язычеством, иначе разработка проблем, связанных с традиционными языческими верованиями, едва ли пойдет по правильному пути.
ЭТНОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ГЛОССАРИЙ
Айны. Местообитание: юг Сахалина и о-в Хоккайдо (Япония). Язык и антропологический тип не находят достаточно четких соответствий среди известных языков и народов.
Алеуты. Местообитание: Алеутские и Командорские о-ва. Але-утско-эскимосская группа палеоазиатских языков.
Алтай-кижи (см. алтайцы).
Алтайцы. Этнос, включающий несколько субэтнических подразделений, считавшихся прежде отдельными «народцами» (алтай-кижи, телеуты, тубалары, кумандинцы, челканцы, телесы, теленгиты). Местообитание: Горный, отчасти Предгорный Алтай. Киргизско-кыпчакская группа тюркских языков.
Арии (арийцы). Народы арийской группы индоиранской ветви индоевропейской языковой семьи. В энеолите и в первой половине бронзового века большая часть индоиранского языкового ареала приходилась на восточноевропейские и южносибирские степи и лесостепи, а также на Казахстан и Среднюю Азию.
Аримаспы. Упоминаемый в «Истории» Геродота (V в. до н. э.) древний народ, живший к северу от степной зоны, возможно, в районах, прилегающих к Уралу. Этнолингвистическая принадлежность неясна (южные угры?).
Аряне. Так называлась в русских документах XV–XVI вв. северная (чепецкая) группа казанских татар, жившая по р. Чепце.
Бельтиры (см. хакасы).
Буряты. Местообитание: Забайкалье, отчасти Прибайкалье. Язык
монгольской группы.
Вогулы (см. манси).
Вотяки (см. удмурты).
Гиляки (см. нивхи).
Гипербореи. Древний народ, обитавший, по Геродоту, на далеком холодном Севере. Образ жизни их практически неизвестен. Этнолингвистическая принадлежность гипотетична. Скорее всего, их следует связывать с финно-уграми,
Гольды (см. нанайцы).
Джунгары — западные монголы. В XVII–XVIII вв. значительная часть джунгар временно сместилась в степное Прииртышье. Наиболее родственны нынешним калмыкам. Теперь как этнос не существуют.
Долганы. Местообитание: южная часть п-ова Таймыр. Долганский диалект якутского языка.
Зыряне — коми-зыряне (в отличие от коми-пермяков). Основное местообитание: нынешняя территория Республики Коми. Во второй половине средневековой эпохи и в новое время имел место отток некоторой части зырян в северную часть таежной и тундровую области Западной Сибири, где они, однако, не образовали сколько-нибудь компактной этнической цельности. Язык: пермская подгруппа финской группы финно-угорской языковой ветви уральской языковой семьи.
Иранцы. Народы иранской группы индоиранской ветви индоевропейской языковой семьи. Во второй половине бронзового века и в период раннего железа (примерно с средины II тысячелетия до н. э. по первые века н. э.) значительная часть иранского языкового массива локализовалась на юге Восточной Европы, в Южной Сибири, а также на территории нынешнего Казахстана и Средней Азии. В смутные времена Великого переселения народов и последующих волн тюркских и тюрко-монгольских экспансий северная граница ираноязычного ареала сместилась далеко на юг.
Ительмены (прежнее название камчадалы). Местообитание: п-ов Камчатка. Чукотско-камчатская группа палеоазиатских языков.
Калмыки. Нынешнее местообитание — Нижнее Поволжье. Язык монгольской группы.
Камчадалы (см. ительмены).
