Ознакомительная версия.
Здесь необходимо обратить внимание на еще одно обстоятельство. Принципиальным моментом сравнения должно служить то, что дореформенная Европа была внутренне близка Руси, чего не скажешь о Европе времен Петра I: русский изменился не столь сильно, а европеец стал другим.[644] Таким образом, отставание Руси XVI и даже XVII вв.,[645] если оно и было, носило чисто технический и технологический, но отнюдь не культурный характер.[646]
Впрочем, автор воздержался бы от термина «культурное отставание», поскольку сравнивать национально-религиозные культуры народов-соседей, находящихся на одной ступени развития, некорректно.
Речь идет об изменениях сознания европейского человека, которые принесли с собой возрождение; развитии экономики и торговли и появлении экономически независимых от государства слоев населения и самоуправляющихся территорий; реформации, свободомыслии и плюралистических рассуждениях о проблемах бытия, возникновении теоретического и практического либерализма. Соответственно речь идет о консервации сознания русского человека, основанной на всевластии государства, сохранении в своем каноническом виде православия и союзе церкви и государства,[647] наконец, на традиционном уважении русского народа к правилам и обычаям старины. При этом нельзя забывать о том, что Петр получил и «европеизацию» в наследство от предшественников. Пестрое и неоднородное, оно создавалось усилиями двух поколений и «грекофилов» (Епифаний Славинецкий, Евфимий Чудовский), и «латинствующих» (Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев), и людей, которых трудно причислить к той или иной группировке.[648] Таким образом, идейное развитие и противоборство идей, несмотря на жесткий контроль церкви и государства, шло постоянно.[649] И все-таки между Западом и Москвой происходил информационный обмен. Пусть он не был равноценным, западные идеи преобладали, однако идеи российские, хотя и базировались на положениях западных мыслителей, все же существовали и свидетельствовали о том, что сознание русского человека развивалось.
Таким образом, говоря о консервации сознания русского человека, автор считает, что при этом вполне уместно рассуждать о геополитических проблемах взаимодействия между Западом и Востоком; о глубинных сложностях развития правосознания западных европейцев и русских; о намеренной политике Российского государства и церкви блокировать распространение знаний в народной среде.
Известно западное отрицание исторической и культурной ценности всего того, что отлично от исторического и культурного пути западной цивилизации. Началось это неприятие, по-видимому, с Византии, которая представлялась многим исследователям неким «двуглавым чудовищем, именовавшимся светской и духовной властью, которое дразнило и подавляло другие народы и… едва может отдать себе спокойный отчет в том, для чего нужны людям религия и для чего правительство… Отсюда пошли все пороки и жестокости омерзительной византийской истории…»[650]. Объясняется такое отношение очень просто: Византия была единственной соперницей Запада. Россия, став наследницей Византии, приняла на себя устоявшееся на Западе отношение к последней.[651]
Говоря же об особенностях западного типа правосознания, необходимо помнить, что для средневекового европейца, как и римлянина времен античности, непременным и обязательным элементом культуры являлась норма, а смысл жизни состоял во всеобъемлющем порядке: в себе (в собственных мыслях, трезвости и рассудочности поступков) и в государстве (справедливость, разумность и авторитет власти).[652] Как пишет В. Шубарт, такая организованность сверху донизу требует людей, которые не только умеют организовывать, но и поддаются организации. Способности повелевать должна соответствовать самодисциплина подчиненных. Она зиждется на непоколебимом убеждении в необходимости внешнего порядка,[653] которое вождю дает волю к приказу, а подчиненному – выдержку послушания.[654]
Действительно, такое правосознание веками воспитывалось властью, ибо развитие западной государственности происходило в границах решения определенных и постоянных целей. Во-первых, строго упорядочивались отношения между сословиями, во-вторых, жестко устанавливались права и обязанности представителей каждого сословия, в-третьих, в общественном сознании устанавливалось устойчивое понятие о долге человека перед государством. Однако параллельно с этим утверждалась и другая идея: государство еще и несет ответственность за общество, кроме того, имеет определенные обязанности перед ним.[655] К чему могли привести подобные идеи, наглядно показывает пример Англии, наиболее передового государства того времени.
Во времена английского короля Генриха II (1154–1189) политические права феодалов были сведены до политических прав простых граждан. В 1166 г. взамен суда феодала был введен суд присяжных, который определял виновность выборными судьями на основании свидетельских показаний. Кроме того, у несогласного с решением суда появлялось право апелляции в королевский совет. Лишенные начальственных военных и судебных государственных обязанностей, английские феодалы превратились в простых сельских обывателей, которых все меньше занимали государственные проблемы и все больше частные. Параллельно с этим простое население обретало гражданские права и государственные обязанности. В течение нескольких десятилетий в Англии исчезает крепостное право. Важно подчеркнуть, что этот переворот произошел без мятежей и восстаний и был следствием экономической эволюции и разумного законодательства. Дальнейшее развитие приводит к появлению гражданского общества и возникновению парламента. И если парламент 1265 г. представляет собой случайность, то с 1295 г. его заседания происходят почти регулярно, наконец, в 1343 г. он приобретает свой законченный вид – двухпалатного органа государственной власти. Постепенно король становится исполнителем законодательной воли парламента, при этом суд все более приобретает самостоятельность, так складывается система разделения властей. Подобное развитие монархии является следствием борьбы народа за свои политические права на фоне роста экономического влияния государства. Как уже говорилось, сначала исчезло крепостничество, а затем и крупное землевладение, а результатом этого явилось появление многочисленного среднего класса – зажиточного крестьянства.
Из этого следует, что главное эволюционное опоздание России заключалось в том, что развитие права и властных отношений, а за ними и правосознания, происходило не только с существенным отставанием, но и на основе иных юридических постулатов.
Сложный комплекс законов, объединенных названием «Русская Правда», расчленяется следующим образом. «Древнейшая Правда», или «Правда Ярослава» (1015–1016 гг.). Есть все основания считать, что этот документ был не первым законодательным актом, так как в договорах с Византией 911 и 914 гг. есть ссылки на «закон русский».
Дополнения к «Правде Ярослава»: «Устав мостником», «Покой вирный» (Положение о сборщиках судебных штрафов).
«Правда Ярославичей» («Правда Русской земли»). Утверждена около 1072 г. сыновьями Ярослава Мудрого: Изяславом, Святославом и Всеволодом.[656]
Устав Владимира Мономаха (1113 г.).
Пространная «Русская правда» (примерно 1120–1130 гг.; нередко ее датируют началом XIII в.). «Русская Правда» была не всеобъемлющим и не застывшим сводом законов, а целой серией разновременных юридических установлений, постепенно расширявших круг вопросов, охватываемых ими. Основная тенденция этой эволюции заключалась в том, что от княжеского домениального закона «Правда» постепенно разрасталась как сборник норм русского права.
Помимо светского законодательства, в Древней Руси существовало и обособленное от него законодательство церковное, обязательное как для людей церковных, так и светских.[657]
Особый разговор о «Судебнике» 1497 г. В нем мы можем увидеть несколько новелл, достойных внимания:
– установление центрального суда Русского государства;
– запрещение отказывать в правосудии;
– введение опроса местного населения при отсутствии прямых улик против подозреваемого;
– практическое уравнение холопа и крестьянина;
– установление права ухода крестьянина от помещика.
Кроме того, хотя «Судебник» 1497 г. и проникнут духом политической централизации, все же он допускал к участию в суде выборных представителей населения: старост, сотских, добрых людей, имевших возможность контролировать судопроизводство. Иностранцы, в частности Герберштейн и Чанслор, побывавшие в Москве XVI в., обращали внимание на «Судебник» Ивана III и вообще на систему русского судопроизводства. Их поражала идея объединенного свода законов: ничего подобного на Западе не было.[658] Людовик XI перед смертью мечтал собрать и объединить все обычаи Франции, что и сумел осуществить Генрих III, хотя в его нововведении еще не было кодификации. Русские опередили в этом Запад.[659]
Ознакомительная версия.
