От абракадабры до яхонта. Как понимать и использовать редкие и необычные слова в русском языке - Елена Владимировна Первушина

оказывали на них эти сказки». Обращаясь же к своим будущим читателям он обещал, что «сказку эту написал по-немецки знаменитый немецкий писатель Гофман, а я вам перескажу ее по-русски». В процессе этого пересказа не только Мари превратилась в «Машу», но и ее брат Фриц чуть не стал «Федей»: «Сестру звали Машей, брата – Фрицем. Фриц – это уменьшительное слово от имени Фридрих, а Фридрих по-немецки то же, что по-русски Федор. Следовательно, Фриц по-русски будет Федя. Так как дело происходило не у нас в России, а в Германии, то я так и буду называть этого маленького мальчика Фрицем».

Только когда в 1892 году Петр Ильич Чайковский представил зрителям балет под названием «Щелкунчик», сказка и ее герой окончательно обрели свое имя, а слово «Щелкунчик» вошло в русский язык, «как будто всегда там было». Кстати, Чайковский был знаком с переводом Флерова и хвалил его, называя «превосходнейшим переводом превосходной сказки Гофмана».

В основу либретто легло также французское переложение сказки «Histoire d’un casse-noisette» сделанное не кем иным, как Александром Дюма-отцом. В либретто же его превратил сам Мариус Иванович Петипа. Видно, «отец» трех мушкетеров и французский отец русского балета тоже любили добрые чудеса.

Только анонимный переводчик либретто (ведь Петипа писал его также по-французски) догадался приставить к «профессии» главного героя уменьшительно-ласкательный суффикс «-чик» и нашел нужную интонацию. Ведь движущей пружиной сюжета является жалость и симпатия девочки Мари к Щелкунчику, именно она и позволяет свершиться всем добрым чудесам, происходящим в сказке. А могла ли Мари называть своего друга и подопечного «Грызуном» (скорее, так следовало называть главного противника Щелкунчика – «царька мышей»), или «Щелкуном»?

Перовод Зинаиды Журавской, вышедщий в 1894 году, уже после премьеры балета, увековечил именно это имя. Оно встало в ряд с другими собственными именами, которые по сути являются нарицательными: Митрофанушка, Манилов, Хлестаков, Обломов. Только если всеми этими именами обозначены «уродливые явления нашей действительности», то имя Щелкунчика символизирует отвагу и преданную любовь, скрывающиеся за уродливой внешностью.

И в 1930 году Осип Мандельштам уже использует его в стихах без ссылок на сказку Гофмана или на балет, он уверен, что его читатели и так его поймут:

«О героическом энтузиазме» – так назывался один из трактатов итальянского философа Джордано Бруно (1552–1600). Эпоха Возрождения была чрезвычайно озабочена героическими личностями, их считали главными «локомотивами истории», и условия, при которых они появляются на свет, формируются и могут полностью проявить себя, тщательно и изучались. Истинный героизм, по мнению Бруно, состоит в восхождении к абсолютной истине, высшему благу и красоте. Человек делает это своим сознательным усилием, приближая себя к Богу, для чего нужны поистине героические стремления. Но герой делает это с энтузиазмом, то есть с восторгом, неистово и вдохновенно.

Но нас сейчас будет занимать само слово «энтузиазм». В нем много гласных звуков, они разные, и расставить их все по местам, не запутавшись и не произнеся, к примеру, «энтузазизм» – в этом действительно есть что-то героическое.

Слово «энтузиазм» (греч. ενθουσιασμός, ενθουσίασις – «вдохновение, восторг, воодушевление») – в латинской транскрипции выглядит так – enthusiasmus. Оно состоит из двух частей: сначала en- префикс, в данном случае означающий «приводить в какое-либо состояние». Вторая theos – «бог».

Но сложность не в приставке, не в корне, а в суффиксе. В этом слове встречается довольно редкий в русском языке суффикс «-азм». Он является разновидностью другого суффикса «-изм», который, напротив, чрезвычайно популярен. Вы без труда вспомните слова с ним: «позитивизм», «негативизм», «плюрализм», «параллелизм», «неологизм». А тем, кто постарше, на ум, скорее всего, первым придут «социализм», «коммунизм» и «марксизм-ленинизм».

Поэтому и в слове «энтузиазм» мы бессознательно стараемся отыскать знакомый суффикс «-изм», которого там нет. И бессознательно (а может быть и сознательно, в шутку) искажаем это слово.

Что же до его значения, то больших сложностей оно не вызывает:

В «Прологе на небесах» к «Фаусту» Гете в переводе Бориса Пастернака можно увидеть такой диалог между Господом и его вечным антагонистом:

Докторами в Средние века называли ученых, какой бы наукой они ни занимались. Но кто такой эскулап?

* * *

Это слово ни в коем случае не надо путать с целым семейством слов, начинающизсся не на «эск-», а на «экс-». Часто «экс-» – это приставка, и она означает «вне», «снаружи»: