неоконченным низшим образованием, но умевший при этом хорошо и грамотно излагать свои мысли, алкоголик и наркоман, гомосексуалист. О его детстве и отрочестве мало сведений, в первую очередь из-за его почти патологической лживости. Он, по некоторым данным, был сын дворника и окончил всего 1 класс. Признавал, что «почистил 14 000 чекистов, но… мало их почистил». Остальных своих жертв Ежов не считал, а их было куда больше — миллионы! О его младых годах, как сообщает А. Павлюков в биографии Ежова, известно, что он любил истязать животных и гонялся за малолетними мальчишками, чтобы причинить им вред. Он был садистом.
Это был человек, начисто лишенный совести в начале его бюрократической карьеры ему покровительствовал некто Москвин, жена которого постоянно жалела Ежова, называла его «воробушком» и стремилась сытно накормить. Когда «воробушек» стал наркомом внутренних дел, он приказал эту чету расстрелять.
Ежов был отменным исполнителем, за что все всегда его хвалили. Предположение, что он заливал совесть водкой, не имеет оснований: он ничего не знал о совести, унаследовал алкоголизм от отца и, конечно, понимал, что при сталинском режиме ему, очередному заплечных дел мастеру, рано или поздно придет конец. И он слишком много знал. Поэтому и заливал свою тревогу спиртным. Ежов составлял списки людей, которых надо ликвидировать, принимал участие в допросах, пытках и казнях, лично пытал Ягоду и Тухачевского.
Были палачи и ниже рангом. Они не занимали министерских постов, но весьма преуспели в палаческом деле: Гоглидзе, Б. Кобулов, А. Кобулов, Шарок, Кубаткин, Церетели, Гульст, Рапава, Бочков, Миронов и др., всех не перечислить. Особо выделялась группа В. Блохина, которая приводила в исполнение приговоры о расстреле: Антонов, Магго, Окунев, В. Шигалев, И. Шигалев, Яковлев. О самом Блохине надо сказать отдельно, по различным оценкам, им лично было убито 10–15 тысяч осужденных. Он, когда шел «на дело», носил специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей [74]. Это надо полагать, была его профессиональная палаческая одежда.
О Блохине известно, что он родился в 1895 г. весле Гавриловское Суздальского района Ивановской области в семье крестьянина-бедняка. С 1905 г. одновременно с учебой работал пастухом, затем каменщиком, работал и в хозяйстве отца. 5 июня 1915 г. зачислен рядовым в 82‑й пехотный полк во Владимире, дослужился до младшего унтер-офицера. Со 2 июня 1917 г. — старший унтер-офицер 218 Горбатовского пехотного полка на германском фронте, был ранен, лечился в госпитале в Полоцке до 29 декабря 1917 г. Затем до октября 1918 г., оставаясь в стороне от политических бурь, он крестьянствовал в хозяйстве отца, а 25 октября 1918 г. добровольцем поступил на службу в Яновский волостной военкомат Суздальского района. Вскоре Блохин сделал и свой политический выбор — в апреле 1921 г. вступил в Коммунистическую партию и тут же, 25 мая 1921 г., был назначен в 62‑й батальон войск ВЧК в Ставрополе [75].
Блохин занимал различные должности и в конце концов стал главным палачом. На пенсию он вышел в 1953 г., умер в 1955 г. Похоронен на Донском кладбище Москвы. По словам современников, к нему и его подручным собаки близко не подходили, так от них несло кровью. Скорее всего, Блохин и его «друзья» не чувствовали ни вины, ни раскаяния. Свои поступки они отталкивали от себя, оправдываясь сами перед собой полученным приказом. Но эти поступки стали частью их существа. Не случайно многие из них спились или закончили свои дни в психиатрических больницах. Это доказывает, что от каждого приказа убивать, который им пришлось выполнить, у них осталось «жало». Оно живет в них как чуждая инстанция и освобождает от чувства вины, которое лежит в основе нравственности.
Э. Канетти писал, что палач — это человек, который убивает под угрозой смерти. Он может убивать только тех, кого должен убить. Если он точно придерживается инструкции, с ним ничего не может случиться. Конечно, исполняя приказы, он не свободен от воздействия угроз, испытанных им в других обстоятельствах. Можно предположить, что, осуществляя казнь, он избавляется от скопившихся в нем жал иного происхождения. Но сущностно важную роль играет механизм осуществления главной задачи. Убивая сам, он освобождается от смерти. Для него это вполне чистое и самое нормальное занятие. Мрачных мыслей, которые он будит в других, в себе он не наблюдает. Важно отчетливо себе представлять официальные убийцы тем удовлетвореннее, чем больше приказов ведут прямо к смерти. Даже тюремному надзирателю труднее жить, чем палачу.
Правда, за удовольствие, которое палач получает от своего ремесла, общество платит ему презрением. Но он собственно, ничего от этого не теряет. Нимало для этого не подходя, он тем не менее переживает каждую из своих жертв. А отблеск уважения к пережившему падает и на него — хотя он всего лишь орудие — и полностью нейтрализует презрение общества. Он находит себе жену заводит детей и живет семейной жизнью [76].
Сложно сказать, откуда и как получены Э. Канетти данные о том, что палачи получали удовольствие от своего ремесла, скорее всего многие были равнодушны к тому, что детали, это было их работой. От отношения общества к палачу он теряет — и немало, теряет своей изолированностью, страхом перед ним или пре трением к нему; он может страдать и через родственников, в первую очередь детей которых сторонятся их сверстники. Так относятся только к тем, кто официально или полуофициально известен как палач. В тоталитарном государстве о нем могли ничего не знать как о палаче и относиться как к добропорядочному соседу или хорошему приятелю. Официально в таком государстве никого в качества палача не назначали, для этого существовали другие названия должностей, например комиссар особых поручении или комендант.
Люди чурались и инстинктивно избегали рядовых палачей. Что же касается высокопоставленных палачей типа Гиммлера или Ежова, отношение к ним было совсем другое, их дружбы и покровительства просто искали.
То, что Гитлер и Сталин были некрофилами не вызывает никакого сомнения. Они были эмоционально холодными людьми которые не умели ни жалеть, ни проявлять милосердие; оба были фатально и фанатично преданы своим идолам: Гитлер — идее рейха и расы, Сталин — удержанию и умножению своей единоличной власти. Вокруг них было как бы безлюдное, выжженное пространство, где не существовало ни людей, ни нравственности. Оба были тиранами, для которых человеческая жизнь была лишь способом достичь успеха — близкого или в перспективе. Нет вообще никакой уверенности, что они вообще воспринимали людей как живых
