к прежнему типу самодержавного государства, отменившим перспективы модернизации в XVII веке.
Существует представление, что изучение исторических альтернатив – это всего лишь игра ума. Я с этим не согласен. Правильная постановка вопроса об альтернативах опирается не на фантазии о вероятностях, а на анализ имевшихся тенденций, которые не смогли развиться.
Показательны перемены, произошедшие в Новгороде за период существования «Новгородского государства» под управлением шведов и в подданстве королевича Карла Филиппа. А. А. Селин, автор монографии о новгородском обществе в эпоху Смуты, построенной на огромном архивном материале, отмечает:
В новгородском обществе в 1611–1617 гг. наблюдались серьезные изменения, касавшиеся повседневной жизни, причину которых следует искать не только в протекавших процессах, но и в контактах со шведами. Заметно повысилось значение и самоуважение дворян и детей боярских. Они перестали называть себя уменьшительными именами (что официально было отменено только в начале XVIII в. при Петре Великом). Большое число людей в Новгороде (практически все служилое сословие) получило право на уважительное обращение по отчеству (с – вичем). Такая практика вошла в русский повседневный обиход только в начале XIX в. В то же время именно в Новгороде 1611–1617 гг. наблюдается засилье приказной бюрократии, такое, какого не было в России вплоть до XIX в.
Наряду с иноземным влиянием, по-видимому, имело место в какой-то степени и возрождение старинных новгородских традиций. Здесь, безусловно, есть над чем задуматься, констатировав, что эти перемены произошли в результате оккупации.
Если бы показанные В. Б. Кобриным альтернативы реализовались, Смута стала бы разрывом, но она осталась развилкой, после которой Московское царство покатилось по привычной колее, а новации воздействовали на него исподволь. К тому же достигнутая в правление царя Михаила Федоровича стабильность оказалась непрочной, и XVII век вошел в историю как «бунташный», наполненный новыми социальными взрывами. Почему же это произошло?
Историк И. Л. Андреев выделяет несколько важнейших «уроков» Смуты: опасность социального эгоизма элиты, ценность законной власти и порядка, большое значение «земли», «мира» в спасении и возрождении страны. Эти уроки, однако, оказались не учтены царской властью.
Но у самодержавия окажется короткая память, – пишет И. Л. Андреев. – Земские соборы канули в Лету. Вместо трудного и не всегда приятного «диалога» власть предпочла выстроить изощренную систему бюрократического управления, не приспособленную к определению «градуса» народного самочувствия. Эта была куда более удобная дорога. К тому же с односторонним движением. Вот только она не спасала от новых «изданий» Смут, будь то кровавые народные бунты или разрушительные крестьянские войны. Случилось так, что драматичные события начала XVII в. мало чему научили и власть, и русское общество. Возможно, в этом и заключается главный урок первой российской Смуты – не забывать уроки прошлого ради настоящего и будущего.
Итак, возвращение к традиционной самодержавной модели, отказ от взаимодействия с нарождающимися механизмами гражданского общества (в виде земских соборов и провинциальных миров) стали сознательным выбором правящей элиты. Но также, по-видимому, и общества, облегченно вздохнувшего после реставрации привычной «старины». Для всех участников исторического процесса открывшиеся в Смуту альтернативы оказались слишком непривычны, чреваты непонятными издержками и отходом от богоустановленного обычая. Сработала сила инерции, указавшая «холопам» и «сиротам» на их привычную статичную роль у трона.
Земский Совет нижегородцев на некоторое время был руководителем государственного устройства даже и в первые годы царствования Михаила, – писал великий историк И. Е. Забелин. – Но, конечно, матерые жернова старого порядка смололи и это доброе зерно: оно не дало никакого роста.
Впрочем, служилые и посадские люди в первой половине XVII века сохраняли память о своей активной роли в событиях «московского разорения». Это позволило им добиться успехов в борьбе с боярством и иерархами за крепостных крестьян и справедливое налогообложение. Достижения «средних сословий» были закреплены в Соборном уложении 1649 года, ставшем ответом на выступления дворян и горожан. Во второй половине XVII века эти последствия Смуты были изжиты. Самодержавие усилилось и жестоко отвечало на любые попытки демаршей. Тогда же сходит на нет и практика земских соборов – они уже не нужны царю. Бунты и мятежи, однако, не прекращались. С одной стороны, это наследие Смуты, с другой – один из итогов возврата к традиционной автократии: иных средств коммуникации для недовольных не было.
Разрыв с Московским государством был осуществлен сверху Петром I. В результате структурных реформ он создал новый тип государства – Российскую империю. Для осуществления интенсивной модернизации царь заимствовал административную практику и технологические достижения из Западной Европы, но игнорировал западноевропейские политические институты, содержавшие предпосылки для построения гражданского общества и демократии. Опора на автократические механизмы являлась сознательным выбором Петра I. Для московских государей они были надежным средством обороны и завоеваний, а для Петра I – удобным инструментом модернизации.
В дальнейшем оказалось, что у модернизации есть обратная сторона. Распространение политической философии среди элиты привело к новой развилке («затейке верховников»), а затем к началу демонтажа военно-мобилизационной модели («Манифест о вольности дворянству» 1762 года). Поэтапный разбор системы происходил долго и завершился только в начале XX века. В результате сформировалась новая политическая, социально-экономическая и культурная реальность – конституционная монархия в капиталистическом обществе. Этот шанс был упущен и остался в отечественной истории примером очередной развилки, за которой последовал разрыв.
Глобальный катаклизм Первой мировой войны разрушил Российскую империю, ослабленную внутренними непреодоленными кризисами, корни которых уходили в Средневековье. Эпоха Романовых закончилась новой «смутой», за которой последовало возрождение автократии в тоталитарном варианте. Цели и задачи, стоявшие перед новой элитой (большевиками), были иными, но привычные механизмы пригодились. Общество безмолвствовало, задавленное Гражданской войной, революционным террором и многовековой привычкой к патернализму. Период новой автократии затянулся на 70 лет.
Может показаться, что я излагаю теорию цикличности исторического процесса. Однако ощущение дежавю кажущееся. Повторяются не ситуации, а традиционные схемы, возрождающиеся в разных исторических условиях под влиянием разных факторов. Процесс возвращения к автократическим механизмам на каждом новом этапе развития осуществлялся элитами (в том числе и самими автократами) при непротивлении общества. При этом причины, факторы и движущие силы были разными (оборона, завоевания, модернизация, социальный эксперимент и т. д.), а результаты похожими.
В данной схеме Смутное время занимает место серьезного кризиса первого этапа российского самодержавия. С одной стороны, оно является следствием перенапряжения военно-мобилизационной модели, а с другой – результатом перекосов автократической системы при Иване Грозном. Кризис приобрел форму гражданской войны, привел к огромным человеческим жертвам и экономическим потерям. На последнем этапе Смуты внутренний кризис усугубился интервенцией соседних держав – Речи Посполитой и Швеции, – что повлекло колоссальные людские потери, утрату и разорение территорий. Вместе с тем
