Для меня этот текст – документ политической борьбы. Борьбы за свободу мысли, за право на понимание. Это борьба не с людьми, а за людей. За каждого, кто готов думать.
От исхода этой борьбы зависит буквально все.
Понимают ли это те, в чьих руках сегодня находится судьба России? Способны ли они это понять?
В любом случае – мы будем бороться. Но что значит бороться? Бороться с легкомыслием – значит углублять смысл. И все! Мы должны, преодолевая соблазны, связанные с модой на легкомыслие, углублять обсуждаемую тему. И при этом не превращать такое углубление в оторванную от жизни абстракцию. Сейчас это важнее, чем когда бы то ни было.
08.04.2010 : Страстной понедельник. Часть1
Системная аналитика террористических актов
Введение
Полностью солидаризируясь с существующими суждениями, согласно которым необходим единый подход ко всем жертвам террористов и недопустима никакая исключительность подхода к жертвам-москвичам, я, как руководитель аналитического центра, представляющий вам не свое личное мнение, а продукцию своего центра, говорю, прежде всего, о событиях в Москве.
Как известно, эти события, произошедшие 29 марта, пришлись на первый день Страстной недели. Не придавая названию своего доклада никакого религиозного и, уж тем более, конспирологического смысла, я все же не считаю возможным выводить за скобки дату взрывов, полагая ее одним из элементов совокупного многоуровневого контекста. Не более того, но и не менее.
Почему же я уделяю такое внимание именно взрывам в Москве? Потому что аналитики не имеют права пройти мимо факта, несомненного для всех думающих граждан России. Факт этот состоит в том, что в Москве терактов, подобных свершившимся 29 марта 2010 года, не было около шести лет. Вдумайтесь – шести лет!
Наше исключительное внимание к Москве оправдано только этим. Речь идет об исключительно аналитической, а не гражданской и политической, приоритетности событий в столице. Слишком велика цена понимания (да и непонимания!) того, почему терактов в Москве не было с 2004 года, и почему они осуществились ИМЕННО в 2010-м.
Являются ли теракты в Москве лишь проходящим, хотя и трагическим, эпизодом, или же речь идет о чем-то большем? И, коль скоро удастся установить, что речь идет о чем-то большем, – то надо, не останавливаясь на достигнутом, добиваться ответа на вопрос: "О чем же именно большем?"
Добиваться ответа – от кого? Те наши соотечественники, которые не именуют себя аналитиками вообще и аналитиками террора в особенности, имеют полное право добиваться ответа от власти. Но возглавляемый мною центр, во-первых, аналитический и, во-вторых, в течение многих лет различными способами позиционирующий себя в качестве организации, исследующей террор.
Коль скоро это так, то добиваться ответа мы имеем право только от Ее Величества Реальности. От нее и ни от кого больше. Такова, по определению, судьба любого субъекта независимой гражданской экспертизы, коль скоро он себя позиционирует в качестве такового: "Назвался груздем – полезай в кузов".
Но что значит требовать ответа от Ее Величества Реальности? Это значит, что ВСЕ субъекты независимой гражданской экспертизы, к числу которых относится и наш коллектив, должны работать с тем, что только и находится в их распоряжении. Что же именно находится в их распоряжении?
Во-первых, вся открытая информация о случившемся (а она огромна).
Во-вторых, какой-то объем знаний, касающихся терроризма вообще и суицидального в особенности. А также сил и структур, задействующих подобное оружие против наших сограждан.
Поскольку на протяжении многих лет я и мои коллеги занимаемся проблемами суицидального терроризма, проводя востребованные исследования в различных точках земного шара, то было бы странно не предъявить своему обществу экспертизу в столь ответственный момент. С нашей точки зрения, это было бы проявлением недостойного отчуждения от своей страны и своего общества.
Хорошо понимая разницу между открытой и закрытой экспертизой террористических актов, мы никоим образом не хотим вторгаться в прерогативы тех, кто ведет сейчас, мы верим, очень нужную и важную оперативно-следственную работу. Мы анализируем только открытую информацию. И только в той степени, в какой это касается нашей профессиональной специфики, каковой является СОПРЯЖЕНИЕ конкретных вопросов суицидального терроризма с вопросами стратегии и большой политики.
Данный доклад посвящен только подобному СОПРЯЖЕНИЮ.
А также – тому, в какой степени способствует или противодействует адекватности этого сопряжения состояние нынешнего российского общества.
Во многих своих работах мы, апеллируя к конкретным данным, задавались вопросом: "А есть ли в нынешней России общество как сложно организуемый макросоциум, пусть даже и раздираемый очень серьезными противоречиями? Или же эти противоречия, а также протекающий в обществе регрессивный процесс давно диссоциировали макросоциум, разодрали его на социальные микросреды, не связанные между собой никаким мало-мальски внятным консенсусом?"
Мы с прискорбием приходили к выводу о том, что внятный консенсус крайне проблематичен. В этом смысле для вящей точности нам следовало бы говорить сейчас не о том, как общество сопрягает суицидальную террористическую конкретику со стратегией и большой политикой, а о том, как это делают (если, конечно, делают) различные социальные группы и микросоциальные среды. Каждая из которых использует для подобного сопряжения свои собственные рациональные и иррациональные "технологии".
Но поскольку анализ "технологий", использованных множеством групп или микросоциальных сред, и затруднен, и слишком объемен, то разумно в данном случае заняться пристальным исследованием так называемого экспертного сообщества как одной из важнейших ("задающих", как сказали бы кибернетики) микросоциальных сред.
Являясь частью этой микросоциальной среды, мы по определению не можем ставить вопрос: "Что С НИМИ происходит?" Мы обязаны преодолеть такой неконструктивный отчужденческий подход и спросить себя: "Что С НАМИ происходит?" Можно как угодно дистанцироваться от чуждых тебе процессов, протекающих в твоей социальной и профессиональной группе. Но всегда надо помнить, что эти процессы протекают именно В ТВОЕЙ социальной и профессиональной группе. И, помня об этом, ставить вопрос надлежащим образом.
Итак, что же происходит с той группой, чьи представители призваны осуществлять наиважнейшую сейчас функцию открытой независимой экспертизы?
Часть 1. События обязывают
Пресловутого "noblesse oblige" ("положение обязывает") недостаточно, чтобы задать нормы обсуждения экспертным сообществом того, что произошло в Москве 29 марта 2010 года. Конечно, положение тоже обязывает. Но всегда ли оно обязывает к одному и тому же?
Рискуя быть обвиненным в отсутствии единого нормативного профессионального отношения ко всем обсуждаемым событиям, я, тем не менее, настаиваю: нет, положение не всегда обязывает представителей экспертного сообщества вдумчиво и глубоко анализировать ту реальность, по отношению к различным фрагментам которой эти представители должны высказываться.
Во-первых, любой из этих представителей – живой человек. А значит, он не только эксперт, но и участник политического процесса, заинтересованный в успехе одних, близких к нему, политических групп и незаинтересованный в успехе других политических групп, ему безразличных или враждебных.
В силу этого так называемая объективность является чаще всего маской, что вовсе не означает злокачественной лживости лица, сообщающего ту или иную информацию, прячась под маской подобной объективности. По сути, в очень многих ситуациях такое лицо просто предъявляет обществу свои аргументы в пользу отстаиваемой им точки зрения. И что с того? Важно, чтобы эти аргументы не были, что называется, "тухлыми". Если они "свежие", то есть серьезные, основательные, не высосанные из пальца, то стоит ли завышать планку и требовать от живого человека, чтобы он выдавал "на гора" сразу и pro, и contra? Скажем ему спасибо за то, что он выдал правильные pro, и обратимся за contra к другим экспертам, с другой политической ориентацией.
Конечно, хотелось бы, чтобы эксперт был мотивирован лишь поиском истины. Но это – идеал, к которому можно и должно стремиться. Но который находится в сложных отношениях с любой реальностью. С нашей же… Как говорится, без комментариев…
Во-вторых, эксперт, он же представитель экспертного сообщества, очень часто выступает за рамками своей узкой компетенции. А если он выступает часто, будучи востребован обществом, то ожидать от него постоянного глубочайшего погружения в сферу, находящуюся за рамками его узкой компетенции, – опять-таки, нелепо.
В-третьих, эксперт в России очень часто выступает в роли системщика, концептуалиста. А эта роль востребует уже не компетенцию эксперта, не степень его погружения в реальный материал, а его иные интеллектуальные качества. Широту взгляда, общую эрудицию, способность посмотреть на нечто конкретное, как говорится, "с высоты птичьего полета".
