Но даже если никто почему-либо не захочет использовать сформированные структуры для подобной деятельности (а почему бы это НИКОМУ, так-таки вообще НИКОМУ, не захотеть воспользоваться подобными соблазнительными возможностями?) – эти структуры будут все равно гнить, разносить разного рода вирусы по другим паттернам того же сознания, подобно тому, как разносятся обычные или компьютерные вирусы.
Поэтому введение особого информационного положения немедленно после того, как высший центр контроля над ситуацией в условиях террористического эксцесса получил сигнал об этом эксцессе, является абсолютно обязательным.
Исследование структуры и динамики информационного взрыва, сопровождавшего взрывы в московском метро 29 марта 2010 года, показывает, что ничего подобного не было и в помине. Или, точнее, не было ничего, даже сколь-нибудь напоминающего подобное.
При этом нельзя сказать, что средства массовой информации в целом, и электронные в особенности, совсем уж дерегулированы, коль скоро речь идет о гораздо более банальных ситуациях. То есть тех ситуациях, когда регуляция работы СМИ, может быть, и не требуется. А вот когда понадобилось управлять информацией в условиях серьезнейшего эксцесса…
То, что мы, как специалисты по информационной войне, наблюдали в ходе рассматриваемого трагического эксцесса, не оставляет сомнений в отсутствии единого центра реагирования на теракт. По крайней мере, нет и намека на – будем называть вещи своими именами! – существование элементарного отдела управления работой СМИ. Отдела, входящего в единый дееспособный антитеррористический центр, подчиненный главе государства и берущий на себя абсолютные полномочия по управлению ситуацией в стране в условиях совершения теракта, угрожающего национальной безопасности.
Необходимо ли нечто подобное в условиях крупного эксцесса? Нет ли тут посягательства на информационную свободу? Давайте вместе рассуждать!
Предположим, что осуществлено внезапное нападение на страну внешнего врага. Понятно, что в этом случае осуществляется. Управление переходит на соответствующий режим. Страна к этому режиму подготовлена. Каждое ведомство имеет инструкции и знает, что именно оно должно сделать и на какой режим управления перейти в данной ситуации. Глава государства оказывается в соответствующем месте – условно говоря, в своей "ситуационной комнате". Из этой комнаты он может иначе, чем обычно, управлять всеми подсистемами, переведенными по сигналу "вооруженная агрессия против государства" в соответствующий режим.
Никому не придет в голову воскликнуть, что перевод страны в этот режим является посягательством на демократию и свободы граждан.
Теперь представим себе (да не случится этого никогда!) террористическую атаку, приведшую к захвату атомного объекта или чего-либо похлеще. Я обязан рассматривать такую возможность, потому что параллельно с гражданской дискуссией, участником которой я являюсь, идет административный процесс. В рамках которого управление спецгородами страны, осуществлявшееся ранее соответствующими структурами федеральной госбезопасности и милиции, передается местной муниципальной милиции.
Мне же не приснилось нечто подобное! Это обсуждается в печати. Какими бы ни были по своему моральному облику и профессиональному качеству демонтируемые структуры федеральной госбезопасности и милиции, они все-таки имеют и необходимую структурно-функциональную специфику, и опыт, и не до конца разваленную инерцию рутинной работы, и полусгнившую инфраструктуру, позволяющую осуществлять эту работу.
Муниципальная милиция, муниципальные органы власти в целом не имеют ничего из того, что необходимо для осуществления этой работы. И никогда в сколь-нибудь обозримое время не создадут этого, даже если их озолотить, то есть передать им из федерального бюджета средства в пятьдесят-сто раз большие, нежели те, которые сейчас расходуются соответствующими федеральными структурами.
Оставляю в стороне вопрос о том, зачем платить за ту же работу в пятьдесят-сто раз больше. А также вопрос о том, что никто не будет этого делать. А также вопрос о том, что если даже кто-то и начнет это делать, средства будут безжалостно разворованы.
Предположим, что они не будут разворованы (вероятность такого предположения примерно равна вероятности того, что я сейчас взлечу под потолок и вылечу в окно).
Предположим, повторяю, что средства не будут разворованы и что их выделят.
Предположим, что муниципальные органы займутся новым для них делом.
А еще предположим, что они находятся в состоянии готовности заниматься этим делом, а не воровством, и могут понять, чем именно надо заниматься.
Даже в условиях всех этих немыслимых предположений, муниципальным органам понадобится примерно десять лет для того, чтобы создать и освоить адекватную систему охраны обсуждаемых нами объектов. К числу которых относятся – заявляю ответственно – и атомные, и гораздо более опасные объекты. Подчеркиваю: гораздо более опасные!
И что? Если на нас нападет какая-нибудь страна, то все воспримут как должное перевод на долгое время всего управления страной в соответствующий режим.
А если террористы (еще раз говорю, да не будет этого!) нанесут удар по соответствующему объекту или захватят его – то не нужны специальные методы управления страной хотя бы на короткое время и специальные методы управления информацией, в условиях, когда эксцесс создал все то, что я описал выше? Причем не просто это создал, а создал это, так сказать, "в особо крупных размерах".
Не надо по ничтожному поводу переходить на соответствующие специальные методы управления страной.
Но нельзя оставлять страну без адекватного управления в условиях, когда повод является отнюдь не ничтожным.
Должна быть осуществлена градуировка эксцессов и приведены в соответствие системы управления в условиях эксцесса и уровень этого эксцесса.
На такой-то день после эксцесса можно вернуться сначала к смягченным, а потом и просто к обычным формам существования. Когда осуществлено это возвращение – пусть все говорят, что хотят, в рамках существующего законодательства. Но это не значит, что допустимо обычное "гуляй, Вася!", помноженное на специфические черты нашей политической, социальной и культурной ситуации в условиях, когда произошло нечто чрезвычайное.
Для наглядности предлагаю представить информационный взрыв, сопровождающий крупный кровавый эксцесс, подобный тому, который пережило общество 29 марта, с взрывной концентрической волной, исходящей из центра, каковым по определению является само пережитое событие (рис. 20).
Рис. 20.
Итак, в эпицентре – красная точка, изображающая само событие А: взрывы в московском метро 29 марта.
Ближайший к событию концентр, куда устремляется немедленно общественное внимание, – это заявления представителей власти.
В первый момент это происходит именно так.
Как бы ни относились граждане страны к власти, в момент эксцесса, угрожающего их безопасности и безопасности их близких, они делегируют представителям власти свое доверие. А кому еще его делегировать?
Представители власти, во-первых, обладают необходимыми средствами для того, чтобы разрулить ситуацию наилучшим образом, смягчив последствия эксцесса и предотвратив следующие эксцессы.
Представители власти, во-вторых, имеют доступ к информации об эксцессе, которого по определению лишены и должны быть лишены остальные граждане. Если изобразить стрелкой то русло, по которому устремляется общественное внимание после эксцесса, а розовым цветом – ближайший к событию информационный концентр, в котором находятся высказывания представителей власти по поводу произошедшего события, то схема, с помощью которой удобно анализировать происходящее, приобретет такой вид (рис. 21).
Рис.21.
Соответственно, особое значение имеют высказывания представителей власти, которым делегировано законное право заниматься произошедшим кровавым эксцессом. Эти представители власти не имеют права молчать. Если они молчат, то общественное внимание начинает перетекать от них, то есть от концентра, который закрашен розовым цветом, в другие точки той слабоструктурированной информационной субстанции, которую породило событие на начальном этапе.
Но представители власти не имеют права и на другое – на то, чтобы давать населению противоречивую информацию, или информацию, допускающую различные толкования.
Соответственно, немногочисленные представители власти, которые должны давать населению информацию, достаточную для того, чтобы завоевать доверие, адекватную ситуации, достоверную и так далее, должны быть детально проинструктированы профессионалами о том, что именно можно говорить, а чего категорически говорить нельзя во избежание паники, превратных толкований и многого другого.
