бы исходный пункт для усиления своего политического влияния на побережье Аравийского моря и Индийского океана. Консолидация контроля над Афганистаном позволила бы Советскому Союзу оказывать давление на Иран и Пакистан по широкому фронту, а установление постоянного советского господства над Афганистаном вызвало бы огромную напряженность в самом Пакистане.
Эта страна, оказывающая вместе с Соединенными Штатами и Китаем поддержку афганскому сопротивлению советской оккупации, давно является объектом региональных амбиций Индии. Постоянное советское присутствие на северо-западных границах Пакистана в сочетании с непрекращающейся угрозой со стороны Индии на восточной границе страны взяло бы Пакистан и его 93-миллионное население в стратегические тиски. Это создало бы неразрешимые проблемы в обеспечении безопасности страны и, вероятно, обострило бы внутреннюю напряженность. В таких условиях вынужденное согласие Пакистана на преобладающую роль Москвы в данном регионе могло бы оказаться единственной возможностью избежать внутреннего раскола страны с помощью сил, подстрекаемых Советским Союзом, особенно из числа недовольных национальных меньшинств.
Коренная переориентация Ирана или Пакистана, которая может вовлечь одну или даже обе эти страны в орбиту стратегического господства Москвы, представляла бы собой не только региональный успех Советского Союза и прорыв на третьем главном стратегическом фронте. В итоге ее влияние, которое на первых порах ощущалось бы лишь косвенно, вышло бы за пределы Персидского залива. Оно затронуло бы и отношения Советского Союза с Западной Европой и Дальним Востоком ввиду той важной роли, которую играет район Персидского залива для экономической жизнеспособности этих высокоразвитых в промышленном отношении регионов. Следовательно, ключевые государства третьего главного стратегического фронта являются потенциальными катализаторами, действие которых может распространиться далеко за пределы их регионального геополитического радиуса.
Советская геостратегия
В самом широком смысле советская стратегия ставит во главу угла одновременно негативную и позитивную цели. Имея в виду оборону, она направлена на то, чтобы предотвратить политическое и военное окружение СССР Соединенными Штатами и их союзниками. Больше всего Москва боится объединенной Западной Европы, вновь обретшей силу в военном и политическом отношениях, тесно связанной с Соединенными Штатами и оказывающей притягательное влияние на Восточную Европу. Равным образом Москва относятся и к тесным американо-японо-китайским связям с учетом того, что Китай и Япония могут со временем начать называть сильное давление на сравнительно малонаселенные районы Советской Сибири. Однако, чтобы этого не произошло, одной оборонительной позиции недостаточно. Для предотвращения возможности такого окружения Советы должны разорвать связи стран, находящихся на обоих концах Евразийского континента, с Америкой. А это в свою очередь изменило бы мировое соотношение сил в пользу России.
Таким образом, оборонительные и наступательные элементы стратегии неразрывно связаны между собой. Поэтому не имеют смысла споры о том, заботится Советский Союз прежде всего о своей безопасности (оборонительная стратегия) или является агрессивной страной (наступательная стратегия). В советском геостратегическом контексте обе движущие силы однозначны. Кроме того, осуществляя эту стратегию, русские проявляют одновременно настойчивость и терпение. В поведении Москвы нет спешки. Она предпочитает продвигаться шаг за шагом, путем постепенной экспансии, понемногу истощая соперника, тщательно закрепляя за собой достигнутое и продолжая изыскивать новые возможности. Размеры и глубина территории придают России уверенность, которая отсутствует у других континентальных держав, например, у Германии.
К тому же, по мнению кремлевских руководителей, борьба за Евразию ведется в благоприятной для Советского Союза геополитической обстановке. По словам двух советских стратегов, которых цитирует Ричард Пайпс в своей книги «Выжить – недостаточно», «социалистический лагерь имеет преимущество перед империалистическим лагерем в отношении территории и населения. От западных границ Германской Демократической Республики и Чехословакии и до Тихого океана он составляет единое целое. Напротив, страны империалистического блока образуют цепь государств, протянувшихся узкой прибрежной полосой вдоль Европы и Азии, а их главная экономическая опора – Соединенные Штаты – расположена за океаном. В результате этого коммуникационные линии, связывающие эти страны… чрезвычайно растянуты и уязвимы. Во время войны такие коммуникации можно легко нарушить ракетно-ядерным оружием».
Ссылка на ядерную войну не означает, тем не менее, что исход борьбы за Евразию будет решаться путем прямой применения силы. На самом деле военные средства рассматриваются советскими руководителями в основном в качестве дополнения к политическим действиям – если и не будет пока достигнута такая степень военного превосходства, при которой устрашение или непосредственное использования силы покажется эффективным и сравнительно безопасным.
Противопоставление оборонительной и наступательной стратегии не является единственным вводящим в заблуждение клише, широко используемым при обсуждении на Западе советской политики. К их числу относятся и частые спекулятивные суждения, касающиеся внутренних дебатов, которые, как полагают, ведутся в Москве между теми, кто выступает за широкое соглашение с Соединенными Штатами, – «стратегия кондоминиума», – и теми, кто стремится оторвать Западную Европу и Дальний Восток от Соединенных Штатов, – «стратегия разъединения». Фактически и то, и другое является не стратегией, а скорее тактическим выражением той же самой стратегической цели.
Стратегия кондоминиума не направлена на увековечение статус-кво в Евразии, хотя ее и можно так представить. Правильнее сказать, что она нацелена на достижение американо-советской договоренности, позволяющей постепенно ослабить влияние США. Достижение такой договоренности отчасти ускоряется отрицательным отношением Западной Европы к соглашению сверхдержав, так как западноевропейские страны вправе считать, что оно заключено за их спиной и наносит им политический ущерб. Каждое периодически повторяющееся заигрывание Соединенных Штатов с Советским Союзом вызывало в Европе именно эти опасения, стимулируя тем самым не только недовольство европейских стран, но и нейтралистские тенденции.
Цель стратегии разъединения та же, что и стратегии кондоминиума. Ее единственная отличительная черта состоит в том, что она осуществляется более открыто. Следуя стратегии разъединения, Советы стремятся создать видимость того, что интересы Европы или Японии и США несовместимы и что связи с Соединенными Штатами угрожают безопасности этих стран. Москва часто прибегает к той или иной тактике, а временами – к обеим одновременно, так как их стратегические цели идентичны.
Преследуя свою стратегическую цель, состоящую в удалении Соединенных Штатов с окраин Евразийского континента, Советский Союз на каждом из фронтов сочетает дипломатию, военное давление, пропаганду и подрывную деятельность. Но для каждого фронта существует своя формула. На западном фронте в последние годы Советский Союз полагается главным образом на дипломатию и пропаганду, подкрепляемые постоянным наращиванием вооруженных сил Организации Варшавского пакта и выборочной подрывной деятельностью. Открытое военное давление было применено всего дважды: во время двух берлинских кризисов 1948 г. и 1959–1961 гг. В обоих случаях это делалось для того, чтобы продемонстрировать ненадежность связей Европы с Соединенными Штатами в вопросах обеспечения ее безопасности. Однако наиболее часто Советский Союз прибегает к дипломатическим и пропагандистским кампаниям с целью акцентировать внимание на самостоятельных интересах европейских стран, особенно Германии, и воспрепятствовать тенденции к военно-политическому объединению Западной Европы.
В первые послевоенные годы советская дипломатия уделяла внимание Франции. При
