клоуну. Хотя именно вмешательство Америки позволило Антанте победоносно закончить войну, потому что Германия-то не собиралась сдаваться. Даже после подписания Брестского мира освободились определённые ресурсы, и они били французов, а англичане думали о том, как им вообще спасаться с европейского континента. Это всё ещё в 18-м году было. И тут американцы вступили – и что-то хрустнуло. Но это не было оценено в 20-е годы. Великобритания не уступала своих позиций страны № 1 и ещё оставалась ею долгие 25 лет. Необходима была ещё Вторая мировая война, прежде чем Америка стала страной № 1. Но и это всё-таки в тандеме с СССР. Без СССР Америке бы не на что было рассчитывать. США и СССР в тандеме и ломали хребет Британской империи. Как две стороны, которые на пару перестраивали этот мир. И эта связь постоянно сохранялась до самого конца. И сохраняется, наверное, и сейчас.
Это в частности. Но думаю, что не только. Я думаю, что здесь необходим опыт Америки, которая открыла свои ворота мигрантам в XIX веке самым широчайшим образом. Если учесть, допустим, что сегодня…
Но они ведь собирали в своё время, не побоюсь этого слова, отбросы мировые…
Да. Потому что они их собирали как рабов. У них же не было проекта быть светочем и нести куда-то факел. Хотя они при этом всё равно какую-то идею «американской мечты» и центра, точки сбора для всех ищущих свободу, обозначили. Ну кто там ехал на эту американскую мечту – это уже другой вопрос. Но у них не было проекта и у них не было сита, с помощью которых они бы отсеивали. Им чем проще, тем лучше. Приехал – вот тебе казарма; если ты попал во время гражданской войны – вот тебе винтовка. Все, кто приезжал, сходил на берег в Нью-Йорке в 1861–1864, тут же призывались в федеральную армию и отправлялись на фронт против конфедератов. А после уже в казармы рабочие – работать на потогонной системе, на шахты, строить железную дорогу с запада на восток и так далее.
Но тут вопрос, собственно, кого приглашаем, какие сита и какие средства отбора ставим? Широчайшие, я думаю, должны быть. С минимальными ограничениями возможности приезда. Потому что Россия – это страна, в которой плотность населения менее 10 человек на квадратный километр. Это уникально, такого нет больше нигде.
Просторы у нас огромные. Идея, где можно взять эту энергию для следующего рывка, который мы условились называть сталинизмом, в общем, понятна, хотя, конечно, в общественном сознании сталинизм это нечто иное. Мы можем пустить китайцев…
Только не китайцев. Почему? Объясняю. Потому что, во-первых, китайцы не являются материалом для чужих империй. Это люди, которые знают о себе, что они некто. Они уже некто – благодаря Китаю. Мао Цзэдун сделал их из «нолей» кем-то. Вот Китай – это ещё один пример. До начала XIX века китайцы много о себе понимали, очень много. Но Англия опиумными войнами, интервенцией великих держав всё это разметала, унизила империю. Солдафоны входили в Запретный дворец, всё было оскорблено и растоптано. Огромные потери. Оказалось, что вся великолепно отстроенная система китайского чиновничества не работает. В общем, унижение было сравнимое с тем, которое понесла Германия после Первой мировой войны.
После этого что началось? Полоса гражданских войн, вторжение Японии, «полевые командиры», которые поделили Китай между собой, – то есть запустение страшное. На всём этом поднимается Мао Цзэдун, который берёт китайских крестьян – наиболее забытую, отброшенную с обочины истории в никуда массу, – и превращает всё это в империю. В империю, которая сегодня заставляет о себе говорить. В общем-то у неё ВВП сравним с американским, если реально подходить к вопросу. Это первая экономика по количественным показателям – не по технологии, а по количественным показателям. Армия у них тоже вторая в мире. Потом мы очень многого не знаем об их ядерном оружии, потому что они врут и не краснеют, говорят всё время, что у них там 80 каких-нибудь ракет на жидкостном топливе. В общем есть догадки, что это всё совершенно не соответствует действительности.
Короче говоря, китайцев нам не надо, потому что они, во-первых, о себе уже кое-что знают, а второе: когда они приходят и работают на чьей-то чужой территории, они не вмешиваются в судьбу этой страны. Вот китайцев полно в Штатах (чайна-тауны всякие), но они не собираются участвовать в политической борьбе, они никому не мешают, они ходят как в марсианских хрониках – местные тени сквозь прилетевших землян…
Мы говорили о невозможности возврата сталинизма. И как бы мы ни боялись, сталинизм действительно к нам не вернётся, потому что нет для него никаких предпосылок.
Нет человеческого ресурса – прежде всего.
Различие «государства» и «политического общества»
02.03.2016
Комментарий Джемаля к постановке вопроса:
Государство – это одно из наиболее расплывчатых и ускользающих понятий. Исходный смысл этого слова в западных языках связан с термином «состояние».
Но что это такое? Состояние чего? Скорее всего, изначально имеется в виду хаос человеческих масс, захваченных определённым состоянием, которое жёстко структурирует начальную, «догосударственную», ситуацию.
Правящим кругам так нравится думать. Есть-де жуликоватые и ленивые крестьяне и торговцы, которые по естественным склонностям погружены в беззаконие. На них мы, правители, набиваем обручи, как на бочку. Так что она становится крепкой, приобретая чёткую форму, и не рассыпается.
Только это совершенно лживый миф. И он возникает именно тогда, когда правящие круги ощущают свою далеко зашедшую слабость, а управляемая масса становится величиной или фактором Х. Тогда-то и возникает философия государства.
Когда Великое Существо проявляется в зеркале мира через личность фараона или кесаря, власть не нуждается в этих мифах. Сам термин «государство» ей чужд. Власть говорит об интересах Великого Рима или Парфии, или Египта, не нуждаясь в концепции государственных интересов, вмешательства государства в частную жизнь и т. п. Власть как проявление персонифицированного Бытия строит вокруг и под собой «политическое общество», то есть эшелонированную иерархию носителей частицы или блика, исходящих из центральной власти, из божественной личности кесаря или богдыхана. Политическое общество всё в той или иной степени участвует во власти.
В позднейшие времена
