А между тем и без того заторможенный, замордованный литературный процесс в стране и вовсе остановился. Парадоксальность ситуации усугублялась и тем обстоятельством, что литературная критика тоже ушла со страниц журналов, вытесненная политической публицистикой с экономическим оттенком. Опасность для словесности исходила теперь именно от тех журналов, на которые еще недавно читатель взирал с надеждой. Консервативные литературные вкусы „шестидесятников“ вроде Лакшина, который ассистировал Бакланову в „Знамени“ (при Твардовском, напомним, это был один из ведущих критиков „Нового мира“), Залыгина или комсомольского поэта Дементьева из „Юности“, их полная неспособность к созидательной издательской деятельности и стремление компенсировать свою несостоятельность публикациями самиздата поры их молодости, резкая политизация этих изданий — все это вместе поставило такую мощную плотину на пути новой, сегодняшней литературы, с какой не могла сравниться никакая брежневская цензура.
Консерваторы в оппозиции. Как ни странно, именно „консервативные“, почвенные журналы — „Наш современник“ и „Молодая гвардия“ — остались на рельсах текущего литературного процесса, стремясь использовать фору, подаренную им „либеральными“ журналами. В каждом номере — обстоятельные критические разборы в основном — брань по адресу космополитически настроенных левых изданий и славословия своим кумирам и пророкам во главе с Василием Беловым и Валентином Распутиным. Не печатая Кестлера или Оруэлла, не перепечатывая продукцию американского „Ардиса“ или западногерманского „Посева“, почвенники вынуждены искать свою собственную поэзию и прозу и таким образом сбивать плотный литературный лагерь искателей патриотических и народных ценностей и разоблачителей „русофобов“. Насколько организационно они преуспели в этом, показал известный пленум писателей России, — вот только качество их литературной продукции, мягко говоря, оставляет желать лучшего. По меткому словцу, пущенному кем-то в ЦДЛ, идет борьба за право писать плохо — и здесь, похоже, авторам этих журналов-„утесов“, как любят они именовать себя, нечего опасаться конкуренции, ничего подобного бреду Белова в романе „Все впереди“ или маразматической поздней прозе страшно активничающего в последнее время Бондарева переваривать давно не приходилось даже бывалым советским читателям периодики — со времен романов Кочетова или Ивана Шевцова.
Но будем объективны, среди молодых и последовательных авторов этого крыла отечественной словесности выделяется несколько имен. Без сомнения, хорош Ли-чутин, было несколько примечательных вещей у В. Крупина, возглавившего не так давно журнал „Москва“, из более молодых выделяется Петр Паламарчук, автор повести о последних днях Державина — „Един Державин“. Да и в квалифицированности литературоведческой — при всем его мракобесии, проявляющемся время от времени, — не откажешь, скажем, Кожинову.
Главное же — какой-никакой, но литературный процесс на „правом“ фланге дышит и теплится, что усугубляет разброд и застой слева.
Прорвать этот „либеральный заговор“ толстых журналов против живого сегодняшнего слова удается нечасто и спорадически».
С точки зрения здравого смысла закономерно, что теряла своих читателей и «Литературная газета». Еженедельник «Литгазета» выходил на 16 полосах, первая половина которых посвящалась сугубо внутрен ним новостям из жизни Союза писателей СССР, издателя и учредите ля «ЛГ» до недавнего времени. Внутренняя и международная жизнь освещалась этой газетой не таким дубовым языком, как это делали ежедневные газеты, да и более подробно, с упоминанием большего числа подробностей, имеющих чисто человеческий интерес.
«Огонек», «Знамя» и «ЛГ» цвели в лучах славы на фоне сонма сугубо партийных газет и журналов (хотя, конечно же, до 1989 года получали команды от тех же самых функционеровкураторов из отдела пропаганды ЦК КПСС). В брежневскую эпоху, да и в первые годы перестройки до 1989 года, существование таких изданий, первым и главным из которых всегда был толстый литературный журнал «Новый мир» (и уж только последние годы — еженедельник «Московские новости»), дозволялось режимом только для того, чтобы иметь возможность заявлять зарубежным кругам об успехах «разрядки», «нового мышления», «перестройки» и прочих наших суррогатов демократических свобод.
14 сентября 1990 года редакция журнала «Огонек» получила свидетельство о регистрации, в котором в качестве учредителя был назван коллектив редакции. Матч редакции с полиграфическим гигантом — издательством ЦК КПСС «Правда» (в СССР до 22 августа 1991 года просто не существовало газетно-журнальных полиграфических баз иного подчинения, чем КПСС) был длительным и напряженным даже в его последней фазе. Так, например, 3 сентября в идеологическом от деле ЦК КПСС коллектив журнала заверили в том, что директор издательства «Правда» (не путать с одноименной газетой) В. Леонтьев получил указание забрать из Госкомпечати СССР заявление от имени издательства. Однако вплоть до 11 сентября письменного заявления об отказе издательства от своих претензий на учредительство в Госкомпечать не поступало.
Вследствие этого журнал «Огонек», сообразуясь со ст. 14 Закона о печати, подал во Фрунзенский районный суд исковое заявление к Госкомпечати СССР за несоблюдение им месячного срока регистрации. Фотокопия этого документа была опубликована в номере «Огонька».
12 сентября Вячеслав Леонтьев отправил в Госкомпечать СССР заявление об отказе от учредительства, и 13 сентября «Огонек» был зарегистрирован от имени трудового коллектива редакции.
На обсуждение издательству «Правда», где печатается тираж «Огонька», его редакция представила проект нового договора, составленный независимыми юристами.
Четырьмя бутылками шампанского на сто человек приглашенных отметил журнал «Огонек» долгожданное обретение независимости.
В том же 1990 году премия «Международный редактор года» американского ежемесячного журнала «Уорлд пресс ревью» была вручена в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке главному редактору журнала «Огонек» В.Коротичу.
И разве не анекдот (печальный), что не в Москве, а в Нью-Йорке был вынужден издать на русском языке 180-страничную книгу «Зал ожидания» Виталий Коротич, главный редактор журнала «Огонек», известный наш писатель, народный депутат СССР. Книжка оттого, что вышла в американском издательстве «Либерти», хуже не стала — дорогая только получилась и недоступная для нас. Тем более интересен отрывок из нее, который напечатала без всяких сокращений «Независимая газета» (18. 5. 1991) под заголовком «Я никогда не боялся Горбачева» (этакий очень познавательный очерк нравов советской идеологической жизни).
«Я никогда его не боялся. Даже когда он кричал, потому что крик его никогда не был криком жестокого и всемогущего человека Я всегда пытался понять что стоит за криком, почему ему именно в этот момент по сценарию надо кричать.
Один раз он кричал на меня в своем кабинете. Было это 2 февраля 19 года с часу дня до трех пополудни в присутствии Фролова, бывшего тогда одним из помощников Горбачева, и Яковлева. О том, как относится ко мне Фролов я не имел понятия и это меня не очень интересовало. Но отношение Яковлева всегда было для меня одним из важнейших ориентиров, потому что ни честь ни ум этого человека не вызывали сомнений. Первое, что я сделал войдя в кабинет к Горбачеву на пятом этаже в первом подъезде ЦК, это взглянул на Яковлева. Но встретиться взглядом не удалось и он и Фролов глядели на Горбачева ожидая что скажет тот. Горбачев выругался. Я всегда спокойно воспринимал мужскую ругань. Даже виртуозы ругательных лексиконов никогда не волновали меня, я считал что человек волен разряжать собственные эмоции как ему удобнее. Но мне впервые пришлось увидеть главу собственного государства, ругающегося как портовый грузчик. Не то чтобы я оторопел, но вздрогнул и, возможно в этом был смысл вступительного горбачевского монолога — ошарашить. Вдруг — и вполне четко — я ощутил, что этот человек играет грубияна, а на самом деле он добр и разговор со мной часть чего то более значительного чем я могу понять.
Перейдя на речь более общепринятую, Горбачев похлопал ладонью по толстой папке лежавшей на столе перед ним.
— Ты что это городил в Ленинграде на вечере о министре обороны СССР? Вот тут в папке у меня расшифровка, сделали мне. Человек честно работает на труднейшем участке, а ты его атакуешь почем зря.
Два дня назад мы с поэтом Евтушенко вдвоем выступали в огромном Ленинградском дворце „Юбилейный“ и на вопрос о моем отношении к заявлению министра обороны Язова, обозвавшего в телепередаче меня и „Огонек“ немыслимыми словами, я ответил нечто вроде „Надеюсь что уже вскоре наша армия избавится от своих самых больших ракет и самых больших дураков. Это пойдет ей только на пользу“. Но ведь застенографировали, расшифровали и доложили главе страны да еще как быстро!
