Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - Карин Клеман

еще усиливается переживанием войны. Неравенство, иерархии, привилегии и насилие представляются как образующие основу современной российской политики, отражаясь в образах страны и государства арт-объектов {родины}. Вместе с тем фокус внимания художников с годами перемешался с критики государства на более широкие темы. Мама-медведица, шатающая скрепы антропоцентризма, или Партия мертвых, требующая дать голос абсолютному большинству, отличаются от первых образов художников, демонстрировавших переживание государственных репрессий. Позднейшие перформансы стремятся к более глубокой теоретизации и одновременно к более широкой интерпретации политических событий или социальных травм. Так, за полтора года участия Партии мертвых в общественных событиях идея радикального посмертного равенства, направленная на критику патриотизма акции «Бессмертный полк», превратилась из преимущественно ироничной в наполненную личными смыслами и политическими сюжетами, выходящими за пределы критики патриотизма. Логический конец этому был положен в октябре 2018 года, когда группа {родина} отметила свою смерть, которая стала идеологически красивым финалом и итогом внутренних на тот момент конфликтов ее участников [259].

По итогам анализа группы {родина} мы видим, что попытка теоретизировать и критиковать патриотизм в художественно-интеллектуальной форме приводит к уничтожению родины, ставшей слишком одиозной. Радикальная и интеллектуальная критика национализма делает любовь к родине невозможной. Однако такой активизм вряд ли может повлиять на широкую публику, состоящую скорее из патриотически настроенных людей.

Националистические или патриотические активистские движения, которые были проанализированы выше, демонстрируют большое разнообразие активистского патриотизма: он бывает более или менее оппозиционным, более или менее либеральным, более или менее интеллектуализированным, более или менее респектабельным или, наоборот, более или менее «гопническим». Однако мы пока еще не встречали националистический активизм, который ставил бы во главу угла вопросы, поднятые приверженцами социально-критического патриотизма. Поскольку нам кажется, что соответствующим политическим проектом мог бы стать левый прогрессивный патриотизм, мы обратились к двум левым активистам и теоретикам левого движения – к поэту и музыканту Кириллу Медведеву и к Олегу Журавлеву, социологу и также музыканту, с просьбой отрефлексировать перспективы левого прогрессивного патриотизма. Получился своего рода манифест.

В своей замечательной книге Карин Клеман пишет: «Социально-критический патриотизм, однако, очевидно, расходится с мейнстримом как кремлевского, так и антикремлевского проекта нации. В публичном пространстве нынешней России тема социального неравенства практически отсутствует. Это означает, что протополитическое сознание, которое развивается сейчас снизу, принимая форму в том числе и патриотического подъема, имеет черты, несхожие с теми, что пропагандируются элитами. Социально-критический патриотизм мог бы стать основой для возобновления левого движения, однако пока этого не происходит, в том числе потому, что не существует такой политической силы, которая могла бы собрать и артикулировать фрагменты левой идеологии, то там, то здесь обнаруживающиеся в обыденном сознании». Мы разделяем эту идею и считаем, что нашей стране необходим прогрессивный, а именно левый патриотизм. Ниже мы напишем о том, каким нам представляется проект прогрессивного патриотизма, отталкиваясь от исследования Карин Клеман и нашего видения общественно-политической ситуации в России.

Мы считаем, что сегодня в России, да и во всем мире, рост патриотических настроений неизбежен. Поэтому левым, демократическим силам неизбежно придется формировать свои, прогрессивные версии патриотизма и отстаивать их в борьбе с патриотизмом правым – государственническим, националистическим, традиционалистским.

Почему патриотизм неизбежен? Рост патриотического настроения и вдохновленного им правого и левого популизма, который мы сегодня наблюдаем в разных странах, – это прежде всего ответ на исчерпанность или как минимум дискредитированность двух традиционных космополитических, интернационалистских дискурсов – либерального и ортодоксально-марксистского. В Марксовом понимании интернационализм пролетариата должен органически вытекать, во-первых, из общности условий существования (индустриальное производство), во-вторых, из общности подчиненного положения в этих условиях. Сегодня мы имеем кардинально другую ситуацию. Наемные работники, составляя подавляющую часть общества, занимают в нем самые разнообразные позиции, крайне расслоены, и ни о какой общности условий и положения как предпосылке интернационалистской идеологии речь, увы, не идет. Неудивительно, что интернационализм, несмотря на очевидную экономическую и информационную глобализацию мирового пространства, для большинства является сегодня скорее абстракцией, а в качестве само собой разумеющейся ценности имеет хождение лишь в двух относительно небольших группах: а) среди интеллигенции и креативной прослойки мегаполисов, формирующей органичную космополитическую среду; б) среди тех левых – социалистов и анархистов, – для которых интернационализм является частью усвоенной идейной традиции, разделяемой с товарищами поверх национальных, этнических, языковых барьеров.

Одновременно шествие глобального капитализма, которое по представлениям либеральных идеологов должно было привести к снятию национальных границ, порождает проблемы (в основном связанные с экономической незащищенностью, безопасностью и тому подобным), ведущие, наоборот, к новому запросу со стороны непривилегированных социальных групп на национальное государство, а значит, и на новую патриотическую идею. Идея эта может быть скорее национал-консервативной (против мигрантов, за «местное» сообщество и его ценности) или скорее социал-демократической (защита от эксцессов свободного рынка), но в любом случае либеральный космополитизм оказывается ценностью – и привилегией – небольшого меньшинства.

Помимо дискредитации левого интернационализма и либерального космополитизма, рост патриотизма – это еще и ответ на кризис идеологии как таковой, в том числе в России, где этот кризис особенно заметен. Когда люди больше не верят «громким словам», они объединяются вокруг «конкретных дел» и «общих мест». Поэтому все больше людей сегодня становятся отзывчивыми к патриотизму, который способен сплотить их не только на основе идей, но и вокруг конкретных мест и практик.

Защита родной долины от строительства моста через нее в южной Италии [261] или защита уникальной «небесной линии» Санкт-Петербурга, которой угрожает строительство «башни Газпрома» [262], – примеры неидеологического патриотизма. Другими словами, в условиях кризиса идеологии как таковой патриотизм предлагает новые формы политической достоверности и убедительности – люди откликаются на «конкретику», а не «политику»: вырубка парка, который является неотъемлемой частью малой родины, – это вторжение врага в близкое пространство, необходимость противостоять ему очевидна и не нуждается в дополнительных идеологических обоснованиях. Однако именно на основе такой борьбы сегодня развиваются или возрождаются (воскрешаются) политические идеи, которые в конечном счете будут по своей сути или правыми, или левыми. Значит, левым предстоит идеологическая борьба за роль в протестах, на первый взгляд неидеологических. Более того, эта борьба уже идет: так, социологи из разных стран сегодня пишут об угрозе захвата борьбы простых людей за «общие места», связанные с их малой родиной, правыми популистами [263].

Конкретная почва для появления нового патриотизма в нашей