коренится прежде всего в характере связей и отношений между ними» [38]. С. Н. Смирнов суть системного подхода видит в том, что изучать объект как систему – значит «изучать его взаимодействие с окружающей средой»; «...система всегда изучается как элемент другой системы, охватывающей данную в качестве своего элемента, и такое ее изучение направлено на познание особенностей ее поведения как результата взаимодействия элементов» [39].
Все эти интерпретации не лишены смысла, в них есть рациональное зерно, но ни одна из них не является достаточной, если берется в качестве методологического средства адекватного отражения экономической действительности. Н. Т. Абрамова права, когда пишет: «Частный метод исследования, будучи правильным при решении отдельных исследовательских задач, становится неверным, если подвергается методологической канонизации» [40]. Если все (в том числе и не приведенные здесь) отдельные «подходы» собрать вместе и их совокупность объявить «системным подходом», получится набор верных рекомендаций относительно того, как изучать системные объекты. Но этот набор не даёт диалектического метода, даже если его назвать конкретизацией материалистической диалектики, – прежде всего потому, что он, по существу, исключает из рассмотрения противоречия.
Преувеличенное внимание к системному подходу есть показатель умаления значения диалектического метода, а это, разумеется, далеко не безобидно. Можно привести ряд положений – верных, всеобщих, содержательных, включающих понятие «система», но являющихся не более чем переформулировкой, причем чаще всего неудачной, соответствующих положений диалектики. Никто еще не обнаружил ничего такого, что было бы присуще всему, но не охватывалось диалектикой. И это не случайно, о чем свидетельствуют слова Гегеля, выписанные В. И. Лениным с пометкой «NB»: «... логическое лишь тогда получает свою истинную оценку, когда оно является итогом опыта наук; оно представляется тогда духу общей истиной, стоящей не наряду с прочими предметами и реальностями как отдельное знание, но как существенное содержание всех иных знаний» [41]. Для выработки существенного содержания всех иных знаний, т. е. материалистической диалектики, человечеству понадобилось более двух тысячелетий. Следует признать совершенно правильным вывод В. П. Кузьмина: «Системный метод не может заменить общей методологии диалектического материализма» [42].
Некоторые сторонники «общей теории систем» открыто ставят под сомнение научную ценность диалектической логики. Вот что пишет, например, А. И. Уемов: «...диалектическая логика Гегеля, несмотря на претензии на преодоление формальной логики, ничего не могла предложить науке, кроме мало что выражающих фраз» [43]. Между тем К. Маркс вполне определенно говорил о том, что «гегелевская диалектика является основной формой всякой диалектики» [44]. В. И. Ленин подчеркивал, что «суть логики Гегеля есть диалектический метод» [45], что «нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля» [46].
Из сказанного следует, что наша задача – глубокое овладение материалистической диалектикой и все более широкое применение ее в политико-экономических исследованиях.
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ХУДОЖНИКА. НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ ДРАМАТУРГИЧЕСКОЙ ЛЕНИНИАНЫ [47]
«Писать его портрет – трудно», – признавался Максим Горький. Верно – это труднейшая творческая задача. Верно – каждая эпоха привносит что-то новое в осмысление великого образа, и, надо думать, нашим потомкам облик вождя революции – с высоты их опыта и знания – откроется полнее, чем нам. И все же в главном и основном облик Владимира Ильича Ленина – человека и мыслителя, как и дело всей его жизни, были и остаются понятными миллионам людей. Дело его – революционное переустройство мира во имя свободы и счастья многих миллионов людей. А не «верхних десяти тысяч» (Ленин). Излишне напоминать при этом, что важнейшей побудительной силой революционного подвижничества Ильича была любовь к человеку. Не к абстрактному человечеству, а к конкретному человеку. Уважение к его личности, достоинству, труду.
По самым достоверным воспоминаниям близких Владимиру Ильичу людей, известно, как велик был в семье Ульяновых авторитет Некрасова, «которого так любил отец Ленина» (Н. Крупская). В некрасовских традициях любви к народу, боли и гнева за его бесправное, угнетенное положение были воспитаны все дети Ульяновых. И это предопределило путь народовольца, на который с юности встал старший брат Ленина.
Другой дорогой, но к той же цели пошел и Владимир Ульянов. Именно здесь главное, первооснова успеха – связь с массами, сознательная поддержка масс, взаимное понимание и доверие вставшего на сторону революции народа и его вождя. Это важнейшее условие, без которого была бы невозможна победа социализма в нашей стране, кровная связь Ленина и партии с народом – непременно учитывали советские художники, создатели Ленинианы, в каком бы жанре они ни работали. У истоков драматургической Ленинианы стоит замечательная трилогия Н. Погодина – «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты» и «Третья патетическая». Значимость и глубина образа Ленина в ней определяются народностью идейно-художественной концепции писателя.
Точность всех смысловых и идейных акцентов при разработке столь важной темы особенно важна в обстановке той яростной идеологической борьбы, которая ведется буржуазными советологами различных мастей против коммунистических, ленинских идей и не в последнюю очередь против художественных образов коммунистов, созданных советской литературой.
Запад «пускает в ход, – сказано в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, – целую систему средств, рассчитанных на подрыв социалистического мира, его разрыхление. Империалисты и их пособники систематически проводят враждебные кампании против социалистических стран. Они чернят и извращают все, что происходит в этих странах. Для них самое главное – отвратить людей от социализма. События последнего времени еще и еще раз подтверждают: наши классовые противники учатся на своих поражениях. Они действуют против стран социализма все более изощренно и коварно». Искусство, литература, в силу их специфики, стали сегодня наиболее активно используемым каналом распространения враждебной социализму идеологии.
Вот почему, снова и снова подчеркивают и наша критика и партийная печать: в художественной Лениниане «имеют право на существование лишь произведения высокого идейно-художественного уровня. Нельзя мириться с творческими компромиссами, которые все еще допускаются порой в этой области» (передовая «Правды» от 15 апреля 1980 г.).
Историческая и художественная верность изображения образа Владимира Ильича – условие постижения глубины ленинской правды, а значит, и правды наших коммунистических идеалов, нашего сегодняшнего дня.
Все эти и многие другие трудности воплощения ленинского образа не отпугивали советских художников, они не откладывали решение ответственнейшей темы «на века» (если вспомнить известные строки Н. Полетаева: «Века уж дорисуют, видно, недорисованный портрет»). Подлинных творческих удач здесь немало – в стихах и прозе, на сцене и в кино, в скульптуре и живописи.
«Образ Ленина – это мысль Ленина», – сказала Н. К. Крупская. Но каждый из нас имеет как бы реальное представление и о живом Ильиче, о его походке,
