Судьба славного богатыря могла бы оказаться весьма плачевной, и неизвестно, кто бы в дальнейшем охранял русскую землю от татар и служил посыльным у князя Владимира, но в дело вмешался конь поляницы. Он человеческим голосом заявил, что нести двух богатырей ему не под силу. Тогда девушка (как выяснилось, ее звали Настасья) вынула богатыря из мешка:
«Если стар богатырь — я голову срублю,
Если млад богатырь — я в полон возьму,
Если ровня богатырь — я замуж пойду».
Увидала тут Добрынюшку Никитича.
«Здравствуй, душенька Добрыня сын Никитьевич!»
Бывшие противники разговорились, выяснили, что Настасья знает своего пленника:
Я видала тя, Добрынюшку Никитича;
А тебе же меня нынче негде знать.
А поехала в чисто поле поляковать,
А искать же я себе-ка супротивничка.
Возьмешь ли, Добрыня, во замужество?
Впрочем, вопрос этот оказался чисто риторическим, поскольку воинственная дева заранее предупредила своего жениха, что будет с ним в случае отказа:
На ладонь кладу, другой сверху прижму,
Сделаю тебя да в овсяный блин!
Благоразумный богатырь не стал спорить с более сильным противником. Да и по всем законам воинской чести побежденному спорить не полагалось. Поэтому он послушно заявил:
Я приму с тобой, Настасья, по злату венцу!
И единоборство двух богатырей закончилось трехдневным свадебным пиром в стольном городе Киеве, у князя Владимира.
Другие былины, повествующие о русском богатыре Дунае Ивановиче и девушке-полянице, заканчиваются не столь радостно. Дунай Иванович по поручению Владимира Красно Солнышко отправляется сватать князю невесту. Едет он либо в Литву, либо прямиком в Золотую Орду. Сватовство завершается удачно, но, кроме скромной и домовитой невесты для князя, Дунай Иванович привозит в Киев и невесту для себя самого. Это сестра будущей княжеской супруги, в разных вариантах ее зовут либо Авдотья Семеновна, либо Настасья-королевишна. Причем Авдотью Дунай изнасиловал, застав ее спящей в дорожном шатре, после чего девушке ничего другого не оставалось, как согласиться на за мужество. Что же касается Настасьи, то ее богатырь тоже застал спящей, но насиловать не стал, а вызвал на поединок. Как выяснилось позднее, его противница для того и выехала в поле, чтобы биться с проезжими богатырями, впрочем, питая при этом самые пристойные для юной девицы замыслы:
Я у батюшки-сударя отпрошалася, —
Кто мене побьет во чистом поле,
За того мне, девице, замуж идти.
Но в отличие от героини предыдущей былины противница Дуная оказалась не слишком сильна в военном деле. Впрочем, для тех целей, которые она преследовала, это и не требовалось. Дунай даже не стал биться с ней боевым оружием:
Скочил он, Дунай, со добра коня,
Воткнет копье во сыру землю.
Привязал он коня за востро копье,
И горазд он со девицею дратися, —
Ударил он девицу по щеке,
А пнул он девицу под гузна, —
Женский пол от того пухол живет,
Сшиб он девицу с резвых ног,
Он выдернул чингалище булатное,
А и хочет взрезать груди белые.
Втапоры девица возмолилася:
«Гой еси ты, удалой добрый молодец!
Не коли ты меня, девицу, до смерти…»
После обручения Дунай отобрал у поляницы ее оружие и «панцирь с кольчугою» и велел облачиться в простую женскую одежду. Свадьбу играли в Киеве. И здесь воинские таланты молодой жены обернулись против нее. Как выяснилось, будучи слаба в рукопашной, она прекрасно стреляла из лука. Пьяный молодожен пожелал состязаться с новобрачной, причем один из противников должен был в качестве мишени «на главе золото кольцо держать».
Держит Дунай на главе золото кольцо,
Вытягала Настасья калену стрелу,
Спела-де тетивка у туга лука,
Сшибла с головы золото кольцо…
После этого собрался стрелять муж. И гости, и жена уговаривали Дуная отказаться от состязания, тем более что молодая уже была беременна. Но богатырь был непреклонен.
А и первой стрелой он не дострелил,
Другой стрелой перестрелил,
А третьего стрелою в ее угодил.
Так победа поляницы обернулась ее поражением, и она погибла на собственной свадьбе… В другом варианте былины Дунай на свадебном пиру, «во хмелю», оскорбляет изнасилованную им самим невесту, называя ее «худыма словами». Женщина отвечает ему:
Кабы я была в доме батюшка родителя,
Я бы съездила по твоей шее белой саблей вострою,
А топерь ты надо мной изгиляишься,
Изгиляишься, да искитаишься,
Надо мной, над красной девицей, ломаишься.
Но поляница, побежденная мужчиной и потерявшая свое девство, уже не может сопротивляться, ее сакральная боевая сила утрачена. И пьяный Дунай убивает молодую жену прямо на свадебном пиру.
Тут взял Дунай Авдотью выше буйной главы,
Бросил ей да о кирпишат пол —
Тут Авдотье смерть случилося.
С той со ярости с великоей
Вынимал он чинжалище — булатен нож,
Распорол у Авдотье живот и груди белые,
А когда завидел во чреве двух отроков,
Не мог стерпеть тогда он этого —
Разрезал свои груди белые.
Тут Дунаю смерть случилася.
Авдотья была дочерью «Семена, царя Лиховитого», т. е., согласно условностям былинной географии, родом из Литвы. Вообще говоря, для былины достаточно, чтобы поляница происходила из каких-нибудь не вполне славянских земель. Литва вполне удовлетворяла этому требованию: в литовских землях было много славян, оттуда вполне могла происходить девушка по имени Авдотья, но все-таки это была «заграница».
Интересно, что в Литве существовало народное предание о своей «амазонке», по имени Гражина, жене Новогрудского князя Рымвида. Внешняя политика князя, желавшего заключить союз с немецким Орденом меченосцев (впоследствии Ливонский орден), не устраивала его патриотически настроенную супругу. Поэтому, когда послы от меченосцев прибыли к ним для переговоров, Гражина без ведома мужа отослала их прочь. После этого она надела боевые доспехи мужа и, выдав себя за него, повела войско в битву. Рым-вид тем временем мирно спал, не догадываясь, что политика его княжества успела поменяться. К тому времени, когда он проснулся, дело было уже сделано, и он успел только принять последнее «прости» от своей смертельно раненной жены. Этот сюжет лег в основу поэмы Мицкевича «Гражина».
Когда былинные времена подошли к концу, воинственные женщины из эпоса перекочевали в песни. Теперь они уже не поляковали, а исполняли свой гражданский долг, как правило, заменяя старика-отца, который попадал под мобилизацию. Если поляницы часто выходили в поле, чтобы найти себе мужа-богатыря, то и девица-воин порой получала мужа, причем далеко не худшего. В польской песне «Король сзывает на войну» героиня идет в армию вместо отца. Она говорит ему:
Я, тятенька, я пойду,
Я сердца жестокого,
Я убью всякого…
Девица выдала себя за мужчину, отправилась в армию и сдержала свое обещание:
…Как на войну пришла,
Триста пруссаков убила.
Такой подвиг действительно можно считать выдающимся, особенно если учесть, что в те годы не было ни оружия массового уничтожения, ни даже многозарядных ружей. Поэтому он обратил на себя внимание польского короля.
Король этому удивлялся,
Потом сказал дружине:
«Это молодец ловкий,
Это парень пригожий,
Кабы он был девицей,
Стал бы он моей женой».
Естественно, что «амазонка» тут же поймала венценосца на слове:
Государь, я — девица,
Сдержи слово, я твоя.
На эту же тему есть волынская песня, которая, правда, заканчивается весьма двусмысленно. В ней Настуся, мать которой получила предписание поставить от своего двора одного солдата, идет на войну после того, как от этого отказались старшие сестры. Мать просит дочь быть осторожной и беречь себя. Но «амазонка» поступает по-своему:
Настуся матери не слухала,
Поперед войська выйахала,
Половыну войська звоювала.
«Звоюванное» Настусей войско оказалось турецким.
Ой то выйихав царь турецькый:
«Ой а що-ж бо то за такое,
Що Настуся войсько звоювала?»
Ой узяв коня за грывойку,
Ой а Настусю за ручейку…
На этом песня заканчивается. Но по логике развития сюжета, Настуся закончила свою жизнь в гареме турецкого султана. Впрочем, для скромной сельской девушки это можно считать неплохой партией.
