Впрочем, когда приемные родители попытались оставить будущего поэта у сестры Джона Аллана — Мэри, чтобы он пошел в местную школу, мальчик взбунтовался. Он отказался слушаться тетку и принялся строить планы побега в Лондон, к приемной матери, или даже вообще — домой, в Америку А вскоре и сам Джон Аллан решил, что его воспитаннику лучше обучаться в более достойном и известном учебном заведении.
Сначала Эдгара отправили в школу-пансион сестер Дюбур в Лондоне, но уже с осени 1817 года он числился учеником школы доктора Джона Бэрнсби в Стоук-Ньюингтоне. Позднее писатель оставил впечатляющую картину этого училища в рассказе «Вильям Вильсон»: «Самые ранние мои школьные воспоминания связаны с большим, несуразно построенным домом времен королевы Елизаветы, в туманном сельском уголке, где росло множество могучих шишковатых деревьев и все дома были очень старые. Почтенное и древнее селение это было местом поистине сказочно мирным и безмятежным.
Вот я пишу сейчас о нем и вновь ощущаю свежесть и прохладу его тенистых аллей, вдыхаю аромат цветущего кустарника и вновь трепещу от неизъяснимого восторга, заслышав глухой и низкий звон церковного колокола, что каждый час нежданно и гулко будит тишину и сумрак погруженной в дрему готической резной колокольни… Дом, как я уже сказал, был старый и нескладный. Двор — обширный, окруженный со всех сторон высокой и массивной кирпичной оградой, верх которой был утыкан битым стеклом… Владения наши имели неправильную форму, и там было много уединенных площадок. Три-четыре самые большие предназначались для игр. Они были ровные, посыпаны крупным песком и хорошо утрамбованы. Помню, там не было ни деревьев, ни скамеек, ничего. И располагались они, разумеется, за домом. А перед домом был разбит небольшой цветник, обсаженный вечнозеленым самшитом и другим кустарником, но по этой запретной земле мы проходили только в самых редких случаях — когда впервые приезжали в школу, или навсегда ее покидали, или, быть может, когда за нами заезжали родители или друзья и мы радостно отправлялись под отчий кров на Рождество или на летние вакации.
Но дом! Какое же это было причудливое старое здание! Мне он казался поистине заколдованным замком! Сколько там было всевозможных запутанных переходов, сколько самых неожиданных уголков и закоулков! Там никогда нельзя было сказать с уверенностью, на каком из двух этажей вы сейчас находитесь. Чтобы попасть из одной комнаты в другую, надо было непременно подняться или спуститься по двум или трем ступенькам. Коридоров там было великое множество, и они так разветвлялись и петляли, что, сколько ни пытались мы представить себе в точности расположение комнат в нашем доме, представление это получалось не отчетливей, чем наше понятие о бесконечности. За те пять лет, что я провел там, я так и не сумел точно определить, в каком именно отдаленном уголке расположен тесный дортуар, отведенный мне и еще восемнадцати или двадцати делившим его со мной ученикам».
Впрочем, на Джона Бэрнсби, директора этого заведения, По нарисовал в рассказе скорее обидную карикатуру. Бывший директор не остался в долгу перед выросшим учеником и отметил в воспоминаниях о поэте, что его американский воспитанник во время обучения выделялся прежде всего тем, что родители его слишком баловали, выдавая очень крупные суммы на карманные расходы. Также доктор Бэрнсби подчеркнул, что «Аллан был умен, упрям и своеволен».
Английская частная школа, несмотря на присущие ей традиционные недостатки, многое дала По. Из худощавого, болезненно выглядевшего мальчика, боявшегося воды, он превратился в отличного пловца и бегуна, способного при случае постоять за себя и в кулачной схватке. Впрочем, не только уроками физкультуры славилась школа в Стоук-Ньюингтоне. По выучился латинскому и французскому языку, познакомился с историей мировой литературы и всемирной историей. Судя по всему, именно в Англии он впервые начал писать стихи. И, возможно, сложись жизнь по-иному, Британия получила бы еще одного классика национальной литературы, поэта масштаба Байрона и Кольриджа.
Однако судьба распорядилась иначе — дела у британского филиала фирмы «Эллис и Аллан» шли все хуже и хуже, рискованные финансовые операции Джона Аллана приносили одни убытки, да и сам он в марте 1820 года захворал водянкой. Видимо, опять-таки по совету Уильяма Гэльта, неудачливый бизнесмен решил вернуться в Америку, чтобы при помощи дядюшки поправить дела. Сдав в аренду лондонский дом, он вместе с домочадцами отправился в Ливерпуль, где их ждал парусник «Марта».
21 июля 1820 года, после тридцати шести дней путешествия, Эдгар Аллан По сошел на американский берег в Нью-Йорке. Юный странник вернулся на родину, где его будут ожидать всевозможные невзгоды, разбитое сердце, литературная слава и преждевременная смерть.
Вернувшись в Ричмонд 2 августа 1820 года, Джон Аллан, вместе с семьей, временно поселился у своего компаньона Чарльза Эллиса. Теперь уже в Вирджинии Алланам пришлось отдавать визиты знакомым и родственникам. Эдгар По и Фрэнсис Аллан съездили к семейству Маккензи, девять лет назад удочерившему его сестру Розали. Девочка с восторгом встретила брата и ходила за ним повсюду как привязанная. К сожалению, к этому моменту фамильная психическая неустойчивость начала проявляться и у нее. У Розали стало прогрессировать слабоумие, и в двенадцать лет она остановилась в развитии, до конца жизни реагируя на окружающее как подросток школьных лет.
В конце августа 1820 года Джон Аллан определил приемного сына в «Английскую классическую школу» Джозефа Кларка, и с сентября месяца Эдгар По начал посещать занятия. Теперь он уже заметно выделялся среди одноклассников не только умственным развитием, но и физической подготовкой. Например, в июне 1824 года, в жаркий летний день, он демонстративно проплыл по реке Джеймс, на берегах которой стоит Ричмонд, почти десять километров вверх по течению. И хотя к концу испытания будущий поэт немилосердно устал, а безжалостное южное солнце сожгло ему шею и плечи, Эдгар был горд своим достижением. Позднее он вспоминал: «Любой пловец из тех, что бывали тогда „у водопадов“, переплыл бы Геллеспонт и не почел бы это за большой подвиг. Я проплыл шесть миль от пристани в Ладлоу до Уорвика под жарким июньским солнцем, двигаясь против течения — едва ли не самого сильного, какое помнят на этой реке. Проплыть же двадцать миль в спокойной воде было бы сравнительно легко. Я, не задумываясь, решился бы переплыть Дуврский пролив от Дувра до Кале».
Эдгар По нередко оказывался вожаком и заводилой среди местных подростков, подбивая их на различные выходки, граничившие с хулиганством. Любил он и более сложные розыгрыши. Однажды, когда в доме Джона Аллана вечером собралась теплая компания друзей бизнесмена, среди которых был и генерал Уинфилд Скотт, герой англо-американской войны 1812–1815 годов, перед гостями вдруг появилось привидение в саване. Нерастерявшийся генерал схватил призрака, которым оказался хохочущий приемный сын Аллана, завернувшийся в простыню.
Однако гораздо чаще По теперь предпочитал заниматься не мальчишескими выходками и не спортивными упражнениями, а сочинением стихов. Он писал много и бессистемно, чем начал вызывать неодобрение у приемного отца, надеявшегося вырастить из Эдгара юриста или торговца, а ни в коем случае не «кропателя стишков».
По охотно записывал стихи собственного сочинения в альбомы местных девушек, но ни одна из них не смогла покорить его сердце. К несчастью, очередное платоническое увлечение юного поэта оказалось очень странным и разбило его сердце.
Среди друзей По того времени можно обнаружить Роберта Стэнарда, мальчика младше его на пять лет. Будучи как-то в гостях у Роберта, Эдгар близко познакомился с матерью приятеля — Джейн Крейг Стэнард. Молодая женщина произвела на юношу почти магическое впечатление — он откровенно влюбился, хотя сама Джейн Крейг испытывала к нему в лучшем случае только материнские чувства.
Странное увлечение молодого поэта не продлилось долго — у Джейн Стэнард вскоре стали проявляться первые признаки безумия, и в апреле 1824 года она скончалась в состоянии полного помрачения рассудка. Эдгар По долго и тяжело переживал эту потерю и часто посещал могилу миссис Стэнард на местном кладбище Шоко-хилл.
А тем временем судьба семейства Алланов неожиданно и резко переменилась — скончался Уильям Гэльт, богатый дядюшка Джона Аллана, оставив почти все свои деньги долготерпеливому племяннику. Неожиданно для себя скромный бизнесмен получил около 700 тысяч долларов — огромную по тем временам сумму. А Эдгар Аллан По превратился в приемного сына и, возможно, наследника почти миллионера, одного из богатейших людей Вирджинии.
Джон Аллан быстро приобрел за почти пятнадцать тысяч долларов двухэтажный особняк, располагавшийся в юго-восточной части Ричмонда, на вершине холма, откуда открывался вид на долину реки Джеймс. Комната Эдгара По находилась на втором этаже, в конце коридора. На этом же этаже были обустроены комнаты его приемных родителей и Энн Валентайн. А на крытой галерее, шедшей вокруг дома и где иногда Алланы устраивали приемы, был установлен настоящий телескоп, в который автор будущих фантастических рассказов любил ночами рассматривать Луну.
