сводится к тому, чтобы сначала ослабить, а потом и вовсе разорвать узы этой зависимости, чтобы в итоге стать совершенно самостоятельной, свободной личностью. Полностью это удается только единицам, некоторые добиваются на этом пути частичных успехов, а многие сохраняют зависимость на всю жизнь.
– Но какое отношение это имеет к покладистому поведению? – не без некоторой настороженности спросил Жаб.
– Я имею в виду, – ответила Цапля, – что покладистое поведение может быть результатом приобретения зависимости как образа жизни. При таком подходе повзрослеть в принципе нельзя.
– Я полагаю, вы намекаете на меня, – захихикал Жаб.
– Думаю, да, – ответила Цапля и тоже засмеялась – впервые за все время.
Смех у нее получился довольно сухой, будто она позволяла его себе очень и очень редко. Но зато самый что ни на есть настоящий – благодаря ему Жаб, до этого лишь раздраженно фыркавший, разразился хохотом.
– Простите меня, пожалуйста, – сказал он, вытирая глаза, – просто мы обсуждали самые что ни на есть серьезные вопросы, но вдруг все оказалось так смешно. Я попросту не мог не рассмеяться.
– Не надо извинений, – ответила на это Цапля, – так или иначе, но нам пора заканчивать, и то, что мы можем сделать это на радостной ноте, очень и очень мило.
На этот раз Цапля проводила Жаба до двери, а когда тот уже собирался откланяться, повернулась и сказала:
– Знаете, на мой взгляд, вы делаете успехи. Вам, конечно же, еще очень многое предстоит сделать, но вы твердо встали на путь познаний и сходить с него уже не намерены.
По-дружески махнув на прощание рукой, Цапля закрыла за пациентом дверь. Жаб же зашагал домой по берегу реки, испытывая в душе счастье, которого не знал уже очень давно.
7. Жаб встречается с ребенком-бунтарем
В неделю, предшествовавшую следующему сеансу, Жаб многое узнал как о своем собственном гневе, так и об этом чувстве в целом, попутно обнаружив, что он связывал его с ощущением вины. Помимо отца, больше других злившегося на него во взрослой жизни, был еще Барсук – крупный сильный зверь, давным-давно пытавшийся отбить у него любовь к легковым автомобилям и говоривший с такой суровостью в голосе, что ему приходилось глотать горькие слезы раскаяния, обещая измениться. И это во многом пошло ему на пользу. В миг озарения Жаб вдруг понял, что психотерапевтом Барсуку не бывать – просто потому, что он никогда никого не слушал. Подобно остальным злым особам, он только и хотел, что диктовать свою волю другим, а потом критиковать их за недостатки.
Жаб вспомнил, еще раз пережил и переосмыслил одну конкретную ситуацию с Барсуком. Это случилось несколько лет назад, когда в его жизни был весьма трудный период. В один прекрасный день, вскоре после того, как ему довелось разбить пару машин, к нему ни с того ни с сего заявились Барсук, Крыс и Крот и стали отчитывать, убеждая изменить жизнь. Жаб хорошо запомнил, как Барсук, сидя в курительной комнате Жабо-Холла, читал самые невыносимые лекции на темы морали, а ему оставалось только раскаиваться да лить слезы. Но, когда выволочка подошла к концу, Барсук подобрел и в большей степени воплотил в себе черты идеальной фигуры отца, в его душе вновь заявила данная ему от природы гибкость.
К этому моменту Барсук уже требовал, чтобы он признался Крысу и Кроту в совершенных грехах и публично признал ошибочность избранного пути. Ничего такого он, конечно же, делать не стал. Тот случай в памяти Жаба запечатлелся во всех подробностях, что дало возможность в точности запомнить все его слова.
– Нет, – сказал он, – я ни о чем не жалею. И никакая это не глупость. Напротив, все было восхитительно!
Увидев, что Барсука его слова повергли в шок, он нетерпеливо добавил:
– А что, я ведь ничего такого не сказал!
В том-то и дело, что сказал. Жаб вдруг понял, что его ответ, выглядевший покаянным, на деле представлял собой защитную реакцию на нападки Барсука. Никоим образом не шел от его сердца и не свидетельствовал ни о каких переменах. «Ну вот, – подумал он, – опять та же старая песня. Злюсь ведь всегда не я, а кто-нибудь другой. Знать бы только почему…»
Наконец, наступил день следующего сеанса, и Жаб опять оказался в уже знакомой ему комнате в «Цаплином гнездовье» напротив своего психотерапевта.
– Доброе утро, Жаб, – начала хозяйка кабинета. – Как настроение?
– Думаю, чуточку оптимистичнее, – ответил пациент, – я стал лучше спать и больше интересоваться жизнью. К примеру, теперь каждый день опять покупаю газету и взаправду ее читаю. А были времена, когда даже пальцем не хотел пошевелить, чтобы ее развернуть.
– Прекрасно, – ответила Цапля. – И какой же, по-вашему, градус показывает наш Термометр чувств?
Перевернув на флипчарте несколько листов, она нашла диаграмму, нарисованную во время их первого сеанса и представлявшую собой прямую вертикальную линию с двумя числами – единицей внизу и десяткой вверху.
– Думаю, в районе пятерки или шестерки, – ответил Жаб.
– А видите, где находились на момент нашей первой встречи? – задала вопрос Цапля и ткнула в точку между единицей и двойкой, которую пациент сам отметил несколько недель назад. Они посмотрели друг на друга и умолкли. Жабу это молчание показалось преисполненным дружелюбия.
– Цапля, – наконец, заговорил он, – вы позволите мне самому предложить программу работы на сегодняшний сеанс?
– Ну конечно же, – ответила Цапля. – Я буду просто в восторге. Хотя если по правде, то повестку дня во время каждой нашей встречи и раньше определяли вы, а я лишь старалась помочь вам прорабатывать темы, способствующие величайшим озарениям и дающие максимум знаний. Поэтому, если теперь вы можете определять их сами, значит, мы действительно делаем успехи.
– Ну что же, – сказал на это Жаб, – мне хотелось бы проанализировать собственный гнев. Точнее, его отсутствие. Во время предыдущей встречи мы говорили о том, как я приспосабливал поведение, чтобы справиться с вечно ругавшими меня родителями. Вы еще назвали это покладистым поведением.
– Да-да, я помню, – ответила Цапля, – это тоже есть на флипчарте.
И с этими словами она открыла лист с надписью «Покладистое поведение», под которой шли слова «Соглашательство», «Желание понравиться», «Извинения» и «Зависимость».
– Я предположила, что таким образом вы защищались от родительской агрессии и гнева. Так о чем, Жаб, вы хотели меня спросить?
– В действительности все проще простого, только я никак не могу найти ответ. Почему я сам никогда не злюсь? Только и всего.
– Вас, что же, никогда не пробирает гнев? – спросила Цапля.
– По крайней мере, не так, как Барсука. В моменты злости он бесится,
