С другой стороны, «долженствование» отличается от цели и от идеала; «долженствование» представляет собой психологическую активность бытия в связи с реальностью, которая не может быть иной, чем она есть. Когда мы обвиняем себя в чем-то уже прошедшем, мы подставляем себя дисфункциональному чувству, которое ни улучшает нашего прошлого поступка, ни способствует исправлению ситуации в будущем. Вероятно, единственным достоинством нашей вины является то, что на определенном уровне она заставляет нас чувствовать «лучше».
То же самое можно сказать и по поводу настоящего. Наши переживания и действия здесь и сейчас - это то, что они есть и не могут быть иными. Самообвинение или самопревозношение никак на них не влияют. И они, в свою очередь, не делают нас лучше. Если и есть путь к выполнению идеала, то он никак не заключается в превращении их в долженствования.
И все же «долженствования» существуют в тех пределах, где кончаются наши убеждения. Мы верим, что должны «оттолкнуть реку», что если не исправим ситуацию, она превратится в катастрофическую. В этом смысле долженствования являются выражением нашего пунктика на подконтрольности всего, об этом я поговорю в следующем разделе. Ожидания катастрофы обычно принимают такую форму: «Что будет со мной (или с миром), если я (мы) чего-то не предприму?» Люди должны долженствовать, чтобы не волноваться.
Точка же зрения Гештальт-терапии и здесь, и в других вопросах состоит в том, что осознанность уже достаточна. Или лучше сказать: осознанность и ориентировка достаточны, если последнее является аспектом осознанности. Мы имеем понятие желаемого и знаем, где мы есть, то есть это все, что нам необходимо для движения в нужном направлении. Неплохой аналогией, возможно, будет ребенок, который учится ходить или карабкаться. Предупреждения об опасности и критика, даже из добрых побуждений, будут только отвлекать от поставленной задачи и увеличивать его напряжение. Такая «помощь», будучи постоянной, может сделать его беспечным, а умений не добавит. Подобно тому, как у взрослого с его гипертрофированной заботой о ребенке нет уверенности в его возможности научиться и развиться, мы, в наших самоманипуляциях, через тычки и обвинения показываем отсутствие доверия к своему психофизическому организму.
Говоря, что «отталкивать реку» (в форме стараний или попыток) не нужно, Гештальт-терапия не рассматривает осознание границ как выражение неуместного «долженствования»: Наоборот, реалистичная оценка того, где мы есть в контексте наших целей и идеалов, единственно возможна, когда она не искажается игрой в самонаказание или же противодействующей защитой. Спусковой механизм, в который мы вкладываем столько энергии, так же отличается от безмятежного восприятия наших чувств, как ненависть отличается от истинной любви. Здравое отношение к своим неудачам лучше всего можно передать примером хорошего учителя в каком-нибудь конкретном деле. «Слишком высоко»,- говорит тренер по теннису. «Вот так хорошо», «А теперь ты не собрался», «Больше расслабь плечо». Это все
- утверждение фактов, а не морали. В них подразумевается, что ученик хочет использовать эти наблюдения. Его не заставляют и не контролируют. От него не требуют, чтобы, он исправился, но служат его желанию.
А то, что в Гештальт-терапии называется обвинителем,- это совсем другое: обвинитель налагает свои желания на обвиняемого, манипулирует им, контролирует его.
Было бы слишком упрощенным - даже простоватым - сказать, что этот обвинитель несколько дисфункционален. Думается, что отношение Гештальт-терапии лучше всего выражается тем, что такой обвинитель должен быть ассимилирован. Так называемая «помощь» обвиняемому, удержание обвиняемого в ежовых рукавицах может рассматриваться как проекция собственных желаний обвиняемого «Долг», ощущаемый как «долженствование», представляется как пример безответственности. «Мой долг зовет меня» подменяет «Я выбрал», «Я должен» подменяет «Я хочу». Отталкивал реку, мы то же самое делаем с ее энергией. Река нашей жизни играет с собой в плохую игру, она отталкивается, вместо того, чтобы спокойно течь.
Вопрос манипуляции тесно связан с вопросом оценки, поскольку оценка относится к приспособленческой игре просчитывания.
Повествовательность принципиально считается неправильным пользованием интеллекта (т.е. использованием интеллекта для избегания), а долженствование - это неправильное использование эмоциональной жизни. Манипуляция представляет собой то же самое в сфере действий. Правило отказа от манипуляции редко формулируется Гештальт-терапии в своей наиболее общей форме как правило отказа от действий. Но, даже если так, я полагаю, что идеал отказа от манипуляции настолько привязан к действиям терапевта, что его следует рассматривать с этой точки зрения.
Как с размышлением и ощущением или чувство, которые могут быть и положительными и отрицательными, действия могут представляться избеганием. Может, это и звучит парадоксально, но на самом деле соответствует рамкам, в которых мы приравниваем поведенчески фобийные отношения к избеганию действий или к ситуациям «реальной жизни». Гештальтное значение избегания, в противовес этому, принципиально состоит в фобии переживания, в избегании осознанности; не трудно увидеть, как много наших действий направлено на минимизацию дискомфорта, на избежание внутренних состояний, которые мы не готовы принять. Более обобщенно можно сказать, что большинство наших действий - это избегание переживаний. Наверное, мы увидим большинство наших жизней как вариации на общую тему убегания от чего-то, если посмотрим на них глазами озаренного созерцания. Тот, кто занимался Дзен - практикой «простого сидения»,- знает, насколько невыносимым может быть «ничегонеделание», и насколько легко по сравнению с другими практиками может служить развитию то, что скрыто волнением чрезвычайной занятости. Скука, тревога о будущем, пустота, грусть - все это выставляется перед тем, кто решился сесть и прекратить все попытки действий.
Сказать, что большинство поступков обычного человека коренятся в избегании, которое в свою очередь есть избегание пустоты,- все равно что заявить, говоря словами Маслова, что поступки мотивируются недостаточностью. Если вспомнить свои пиковые переживания, прошлые моменты исключительный насыщенности и открытости миру, можно обнаружить, что то были моменты, когда бытие было достаточным, моменты, когда экстаз от данного был так полон, что не было желания чего-нибудь еще, какого-нибудь действия или дополнения. Такие заявления от тех, для кого пиковые переживания являются более или менее длительными состояниями - в большинстве своем это мистики,- часто заставляют задуматься о будущем: «Что станет с миром, если каждый будет полностью удовлетворен своим существованием? Может ли мир развиваться, если не будет недовольства? Принятие страданий, как следует из Нагорной проповеди или из пассивного мистицизма индуистов, будет способствовать лишь эксплуатации или стагнации».
Утверждения, подобные этому, основаны на положении, что изменение происходит лишь вследствие потребности изменения, а поступок - от потребности эффекта или результата. Такое утверждение параллельно ранее обсуждаемому, согласно которому мы не сделаем добра, пока не «попытаемся». Оба они, с точки зрения Гештальта, выражают отсутствие доверия в органичную саморегуляцию.
Еще раз повторим точку зрения Гештальт-терапевтов: «Осознанность достаточна». В противовес поступкам, направленным на избегание переживаний, существуют другие поступки, вытекающие и выражающие переживание. Они не направлены на эффект, в том же смысле, как великое искусство не направлено на возбуждение определенных чувств в аудитории, но является самодостаточным.
В отличие от поступка, исходящего из мотива недостаточности, направленного на то, чтобы положить конец неудовлетворенности, существует поступок или действие, говорящее «да» существованию, действие, основанное на признании своей внутренней самоценности.
Работа истинного художника или поэта, воспроизводящего словами воспринимаемую им красоту,- такое же «да», сопоставимое с движениями любящего, обводящего руками контур любимого тела. Действия жизнеутверждающие, а не отвергающие; способствующие развитию, а не скрывающие; экспрессивные, а не подавляющие, суппрессивные - в некотором смысле действиями и не являются. Поскольку они осуществляются естественным образом, не насилуя наши устремления, не требуя самоманипуляции, то их можно воспринимать как путь наименьшего сопротивления - самый простой путь бытия в данный момент. Перлс отмечал, что такие действия основаны не на выборе (приспособленческой игре), а на предпочтении. Думается, что его опыт, из которого он исходил, той же природы, о которой говорил Сеньцан, третий китайский патриарх Дзена, открывая свой Хсин-Хсин-Минь стихом: «Великим Путем не трудно идти, избегай лишь выбора!»
