Ознакомительная версия.
271
«Не доверяйте человеку, который по всякому поводу будет ссылаться на разум и здравый смысл. Поверьте, что обычно – это недалёкий человек».122
Логический язык – может быть, один из лучших языков общения между людьми, но мыслей, которые нуждаются в выражении, сам по себе он не порождает – «как никогда ложка не поймёт вкуса пищи».
Суждение тем правомернее, чем ближе оно к ощущению. Установление логических связей, стремление к последовательности часто ослабляет суждение, наделяя претензиями, не вытекающими из его внутренней сущности. Вот почему, если чувства сходны и возникает понимание с полуслова, то рациональные уточнения становятся излишними и даже разрушительными.
Если чувство одного человека не находит достаточно родственной опоры в сознании другого, то приходится говорить на языке какого-либо из общих чувств, чаще всего на языке логики. При этом суждения принимают более законченную форму, чем при непосредственном сходстве чувств, становятся более убедительными и – менее убеждающими.
«Одно дело логически понять какую-либо идею, и другое – отнестись к ней с симпатией. Регулирующая и упрощающая функция логики может начать свою работу лишь там, где развитие психической жизни значительно продвинулось вперёд, накопив богатую сокровищницу инстинктивных привычек. Вот с этим-то до-логическим запасом инстинктивных привычек путём логики справиться мудрено».123
Обыкновение танцевать от логической печки, въевшееся в сознание человека, воспитанного в рассудочном духе, обычно позволяет признать возможность существования иных подданных в государстве чувств другого человека, но живо представить себе иного, чем у себя, правителя чувств – оказывается уже не под силу.
Если рационалист сталкивается, например, с истинно религиозным сознанием, он считает чувство веры случайным и незаконным самозванцем, время власти которого сочтено. Царящее в его собственной душе чувство логики готово оказывать поддержку только родственному себе чувству, сколь ни ограничена была бы роль последнего в чужом сознании, даже к вере обращаясь через его посредство. Но верующий с прохладным недоумением воспринимает воззвания к логике. Ведь с его точки зрения:
«Рассудок даёт тёмное и обманчивое знание, тогда как чувство доставляет уверенность в истине, – таково положение религиозного человека, искренне относящегося к себе самому и к фактам».124
Слабость логики – в неизбежной аналитичности её постижений, в необходимости оценивать ощущения дробно и поэтапно. Из-за этого ограничена её способность помогать другим чувствам.
«Убеждение, порождаемое рассуждением, уменьшается пропорционально тем усилиям, которые делает наше воображение, чтобы вникнуть в это рассуждение и постигнуть его во всех его частях».125
Формальная логика – да и расширяющая её диалектическая – слишком скудно отражают жизнь. Они могли бы стать глубже и могущественнее, если бы их сопровождала психология логики, изучающая проблемы индивидуальности логических ощущений, проявления логической интуиции (теоретически анализируемой, в отличие от иррациональной интуиции, неразложимой на элементы), связи логического восприятия с иными способами мировосприятия и тому подобные явления, крайне важные для дееспособности логики.
«Хотя логика действительно содержит очень много правильных и хороших предписаний, к ним, однако, применимо столько других – либо вредных, либо ненужных, – что отделить их почти так же трудно, как разглядеть Диану или Минерву в необделанной глыбе мрамора».126
Лучшее, на что способно чувство логики, – это логически осознать опасность собственного деспотизма и всеми силами способствовать развитию и выдвижению к власти других значительных чувств, укреплению общего их содружества, не ставя и себя вне его. Наверное, связь любого чувства с чувством логики хороша, когда логика умеренна в своих притязаниях.
«Последний вывод разума – это признание, что есть бесконечное число вещей, превосходящих его. Он слаб, если не доходит до признания этого».127
Служа другим чувствам (даже возглавляя их организационно, но это тоже разновидность служения) чувство логики вполне может улучшать их ценности. Придавать им устойчивость, наполнять смыслом, увязывать друг с другом.
«Разум часто озаряет лишь потерпевших неудачу».128
Как опытный политик приходит на смену прорвавшемуся к власти авантюристу, чтобы по-деловому разобраться в напутанных узлах и петлях, так выступает вперёд чувство логики, поддерживаемое другими чувствами, когда торжествовавшая перед этим страсть, потерпев фиаско, оставляет бразды правления и скрывается в тени.
Это распространённая ситуация, но её нельзя назвать нормальной. Гармоничность сознания – прежде всего в преемственности верховной власти. Когда главенствующее чувство пренебрегает поддержкой логики, оно осложняет и собственное правление и возможный переход к следующему.
В отличие от чувства логики, чувство любви не единично в сознании, хотя говорить о нём во множественном числе стилистически затруднительно. Чувства к разным людям не исключают друг друга, даже если они носят одинаковый характер. Примером может быть родительская любовь к разным детям или дружба (дружеская любовь) с разными людьми.
А не может ли оказаться в сознании и несколько логических чувств?..
Что такое любовь-вообще, как категория, мне не совсем понятно. Можно так расширить представление о любви, что туда войдёт чувство к любому человеку. Или так сузить, что покажется: никого-то я по-настоящему не люблю.
Другое дело, что замечаешь в своём сознании такие чувства, к которым слово «любовь» подходит лучше, чем иные слова. И всё-таки любое из этих чувств – мимолётно оно или основательно – что-то теряет, если прихлопнуть его однозначным обозначением.
Слово «любовь» говорит лишь о притяжении, о центростремительной силе, которая, действуй она одна, приводила бы к разрушению. Нельзя забывать об отталкивании, о центробежном усилии. Впрочем, это скорее уже философская физика, чем философское языкознание.
Для себя – не достаточно ли обозначать чувство к человеку самим именем этого человека? Абстрактные прозвища можно приберечь для внешнего общения – так гражданам своего государства выдают заграничный паспорт.
Есть люди, которые «любят свою жену» безотносительно к её личности, просто у них свойство такое – любить свою жену, даже если одну женщину в этой роли заменить на другую. Это чувство удобно, но до ужаса безлико, оторвано от живого человека. Оно не связано с лучшим, что есть в «любимой», не противоборствует худшему, не подвигает к совершенствованию ни её, ни «любящего».
Нечто сходное можно сказать о любом чувстве к человеку, оторванном от его индивидуальности. Свойство «любить своих детей», если оно уводит от любви к конкретному, именно этому ребёнку, уводит и от возможности плодотворного родительского участия в его жизни. Свойство «любить своих родителей» безопаснее, но и оно может стать тягостным, если скрывает в себе безразличие к родительской индивидуальности.
В любом случае важно очеловечить, персонифицировать абстрактное чувство, чтобы оно приобрело настоящую глубину и жизнеспособность. Чтобы любовь относилась к человеку, а не к его месту в твоей жизни.
Чувство любви может представляться иллюзорным из-за скоротечности или даже отсутствия обострённого отношения к тому, кого любишь, из-за того, что оно кажется вечным, а оказывается смертным. Но как бы ни было оно сдержанно или кратковременно, это всегда наиреальнейшее чувство, способное открыть перед тобой не только ценность чужой души, но и многое достойное внимания в тебе самом.
«Истинная любовь приближает даже наиболее легкомысленных к центру бытия».129
Любовь к чему-то или к кому-то одному органически связана с невниманием ко многому другому. Это невнимание может быть незаметно или несознаваемо, но оно – шлейф любви, который тем шире, чем любовь могущественнее. Иногда нам хочется изо всех сил расширить понятие любви: «всеобъемлющая любовь не только психологически возможна; она единственно полный и конечный способ, которым мы можем любить»130. Но невозможно повернуться ко всему и ко всем сразу. Любовь – это всегда выбор.
Доброта и любовь часто кажутся слитными – как море и небо на горизонте. Но – как море и небо – они всё-таки всегда раздельны и даже противоположны друг другу.
Любовь не лишает человека эгоизма. Она лишь увлекает эгоистичность в своём направлении – к тому, кого любишь.
Ознакомительная версия.
