Ознакомительная версия.
287
Любовь не лишает человека эгоизма. Она лишь увлекает эгоистичность в своём направлении – к тому, кого любишь.
«Любить – это находить в счастье другого своё собственное счастье».131
Глубокая любовь чаще всего сопровождается захватывающим дух балансированием – между тем, чтобы проникнуться жизневосприятием другого, и тем, чтобы суметь остаться собой.
Для женщины, может быть, существеннее первое. Для мужчины такое нарушение равновесия гораздо опаснее.
Порою нелегко решиться сохранить в тексте обновлённой книги некоторые фрагменты – те, что кажутся излишне самоуверенными, не имеющими под собой того опыта, которого не было у двадцатипятилетнего автора и которым располагает пятидесятилетний. Хочется снисходительно отодвинуть этого мальчишку и поговорить на затронутую тему совсем иначе, а то и заменить одну тему другой.
Когда фрагмент посвящён общему ориентированию во внутреннем мире, такого не происходит. Вопрос лишь в том, верно ли суждение, точно выражена ли мысль. Но когда речь идёт о «житейском», о конкретных реалиях нашей жизни, ярче ощущается возрастная окраска мировосприятия. И мне остаётся, не подменяя тот возраст этим, просто напомнить читателю о разнице между ними.
Важнее всего для чувства любви, чтобы оно было соразмерно с жизнью любящего – если и не самой своей длительностью, то своим продолжающимся участием в развитии сознания, своей невычеркнутостью из истории души, своим утихающим, может быть, но не замолкающим отзвуком.
О том, насколько сильно чувство к человеку, надёжнее судить не по высоте экстатических взлётов, а по глубине спадов – точнее, по их НЕглубине. Сильная любовь, как хороший мотор у самолёта, позволяет быстрее и легче выходить из пике.
Никаких гарантий на будущее у любви или даже для любви не существует, да и не нужны они, как не нужны про запас костыли тому, кто отправляется в горы, хотя там больше шансов сломать ногу. Любовь к человеку по-настоящему хороша только тогда, когда она вместе с тем и любовь к жизни, к её движению и переменчивости, а не почитание мумии застывшего в воображении чувства.
Верить словам, но не их формальному смыслу, верить душе так, как она сама себе верит… Верить сегодняшнему, не волоча его за шиворот в завтра.
Ещё раз замечаю здесь, как за одним и тем же словом скрываются настолько разные явления, что суждение может быть верным и неверным одновременно.
Здесь говорится о любви юношеской, природной, волнообразной, которая может нахлынуть и отхлынуть, может даже относиться то к одному человеку, то к другому. Может быть, даже точнее сказать о любви-влюблённости. И всё рассыпается, если попытаться отнести эти слова к любви зрелой, итоговой, собирающей всё, что есть в тебе воедино, решающей во многом твою судьбу. Тогда к вере в сегодняшний день присоединяется вера в завтрашний, тогда начинаешь даже ощущать сердцем дыхание вечности.
Не бывает общего чувства любви – одного на двоих. При самой большой взаимности всё-таки всегда существуют два различных чувства, одновременность которых говорит лишь о том, что они достаточно успешно снабжают друг друга необходимыми ощущениями. Они совершенно не обязательно должны быть однородны и равноправны.
Взаимность уменьшает самоотверженность любви. Когда знаешь, что тебя тоже любят, неминуемо начинаешь относиться к себе как к тому, чем дорожит любимый человек, – с некоторым особым вниманием.
Слепо ли чувство любви?.. Можно сказать и так, но ведь и всякое чувство слепо в том, что касается не его, а других чувств. В достаточно демократическом государстве чувств слепота каждого из них мало заметна: поддерживая друг друга и даже противоборствуя, они обеспечивают тем самым необходимую полноту зрения в целом. Только когда у власти чувство-диктатор, чувство-деспот, его слепота может сказаться на всём сознании. Правда, слепота любви – не худший вариант. Ведь любовь несёт нам и особое глубинное зрение.
В любви можно различать способность переживать чувство и способность его выражать. С возрастом умножается умение, но иссякает непосредственная расположенность к тому и другому – засыпанная, как песком, обретёнными навыками.
«Чем больше милостей женщина дарит мужчине, тем сильнее она любит его и тем меньше любит её он».132
Это печальное свойство довольно симметрично и присуще не только любовным отношениям. Оно наблюдается почти всегда, когда один человек проявляет чувство к другому.
Об этом надо помнить – и преодолевать в себе хотя бы настолько, чтобы не быть жестоким к чужому чувству, не умеющему или не желающему прибегать к тактическим ухищрениям.
Впрочем, такого рода наблюдения относятся к психической механике (и скорее к влюблённости, чем к любви). У глубокого чувства свои законы развития, и искренность проявления становится для него естественной основой существования, а не предметом манипуляции.
Чувства людей друг к другу по природе своей не могут быть постоянны – меняется тот, кто испытывает чувство, меняется тот, к кому оно направлено, меняются обстоятельства сосуществования. Не в силах быть неизменным, чувство, желающее казаться таким, должно меняться особенно изощрённо.
Постоянством чувства правильнее считать, как нам часто советует интуиция, некое соответствие развития самого чувства развитию личности того, кто его испытывает.
Изображение дано в чисто душевной плоскости. Этого было бы достаточно, если бы у личности в целом не было бы своего духовного ядра, если бы и у любого глубокого человеческого чувства не имелось бы собственной духовной основы. Не обращая внимания на эту основу, мы можем рисовать чувства, как персонажи мультипликационных фильмов, с произвольной степенью пластичности. Но духовный план существования вносит свою устойчивость, свою неизменность изменяемого.
Если чувство дружбы или любви утрачивает ощущение новизны и стремление к взаимопостижению, оно остаётся в невесомости – и чаще всего либо угасает (иногда настолько стремительно, к сожалению, что даже переходит в отрицательное чувство), либо продолжает существовать в эпизодических вспышках, разделённых периодами равнодушия и забвения.
Сознавая возможность подобного исхода, можно попытаться так направить развитие своего чувства, чтобы подойдя к периоду спада, сохранить главную составляющую своей симпатии к человеку – приятельство. Не поверхностные приятельские отношения – память о настоящем чувстве может послужить фундаментом для большего, – а сохранённое умение приять человека, принять его со всеми сегодняшними, пусть изменившимися, но именно его особенностями.
«Дружба – не взаимное общение с улыбчивым лицом; истинная дружба – это прилив доброжелательности, ликующей в глубине сердца.
Дружба не нуждается ни в совместном житии, ни в частом общении. Лишь согласное ощущение жизни приносит крепость узам, называемым дружбой».133
Дружба – это цепь островков, больших и малых, иногда совсем крошечных. Островки встреч, телефонных разговоров, писем – или просто мгновений сосредоточенности сознания: размышление, сочувствие, переживание… Островки иногда далеки один от другого, порою не очень похожи, но принадлежат одному архипелагу, связаны расположенностью к живой личности.
Любовь более непрерывна, особенно в период влюблённости, когда это чувство становится просто чертой характера и проявляется не только в отношениях с любимым человеком.
Чувство дружбы возникает, когда вспышки прошлых соприкосновений с человеком начинают по-особенному радостно освещать и новые, и даже воображаемые возможности общения. Благодаря этому, дружба превращается из суммы воспоминаний в состояние.
«Истинная цена дружбы определяется более тем чувством, какое испытываешь, нежели тем, какое вызываешь».134
От обыденного приятельства дружба отличается прежде всего таким тяготением к душе человека в целом, которое побуждает сопереживать не только приятным и благородным её состояниям, но и всем остальным. Это благотворно и для твоего друга (разделением внутренних тягот и сторонней поддержкой в их преодолении), но особенно – для тебя самого. Именно затруднительные душевные положения наиболее поучительны, и чувство дружбы к человеку открывает возможность вместе с ним воспринимать эти поучения.
Замечаю, как стиль красноречивых моралистов впитался в некоторые фрагменты настолько, что невольно ищешь кавычки. Но грешно было бы огорчаться этому побочному эффекту усвоения. К тому же из всего риторического разнообразия усваиваются именно те способы выражения мысли, которые наиболее естественны для тебя самого. Наверное, так постепенно формируется любой личностный стиль.
Ознакомительная версия.
