для нас мана будет психологическим понятием энергии, но для примитивного разума это психический феномен, постигаемый как нечто, неотделимое от объекта. У первобытных людей не найти никаких абстрактных идей, у них отсутствуют, как правило, даже простые конкретные понятия; им присущи лишь «представления» (
Vorstellungen). Все примитивные языки содержат тому обильные доказательства. Так, мана – не понятие, а представление, основанное на восприятии «феноменального» взаимоотношения. В этом состоит суть
participation mystique [130] Леви-Брюля. В примитивных языках указывается только на факт взаимоотношения и на опыт, им производимый, как явствует из некоторых приведенных выше примеров, но не на природу или сущность данного взаимоотношения или принципа, который его определяет. Поиск соответствующего обозначения для природы и сущности объединяющего принципа выпал более позднему уровню культуры, пришедшему на смену символическим формам выражения.
[128] В своем классическом исследовании маны Леман [131] определяет ее как нечто «необычайно действенное». Психическую природу маны особенно подчеркивали Пройс [132] и Рер [133]. Мы не можем избавиться от впечатления, что первобытный взгляд на ману предвосхитил наше понятие психической энергии и, что вполне вероятно, понятие энергии вообще [134].
[129] Исходное представление о мане неожиданно возвращает нас снова к анимистическому уровню персонифицированных форм [135]. Она воплощается в душах, демонах, богах, которые оказывают на мир необычайное воздействие. Как правильно отмечает Леман, ничто «божественное» не связано с маной, поэтому нельзя видеть в мане первоначальное олицетворение Бога. Тем не менее невозможно отрицать и того, что мана выступает необходимой или по крайней мере очень важной предпосылкой для развития идеи Бога, пускай она, возможно, не является древнейшей среди всех предпосылок. Еще одна важнейшая предпосылка – это персонификация, для объяснения которой понадобится описать иные психологические факторы.
[130] Почти повсеместная распространенность примитивного представления об энергии однозначно свидетельствует о том, что и на ранних этапах осознания мира человек испытывал потребность представить ощущаемую динамику психических событий в конкретной форме. Следовательно, если в нашей психологии мы придаем особое значение энергетической точке зрения, это согласуется с психическими фактами, которые фиксировались разумом с незапамятных времен.
Написано в 1916 г. Рукопись хранилась в авторском архиве до 1953 г. В 1957 г. работа увидела свет на английском языке (частное издание студенческого коллектива Института К. Г. Юнга в Цюрихе). Немецкий оригинал, отредактированный автором, появился в сборнике «Дух и труд. Из столов наших авторов. К 75-летию со дня рождения доктора Даниеля Броди» (Цюрих, 1958).
Статья была написана в 1916 году. Недавно рукопись обнаружили студенты Института Юнга в Цюрихе, и статью опубликовали в частном порядке (в первоначальном виде, без доработки) в переводе на английский язык. Готовя рукопись к текущей публикации, я ее переработал, сохранив при этом основные направления мысли и неизбежную ограниченность своих воззрений. По прошествии сорока двух лет проблема, которая рассматривается в статье, нисколько не утратила своей актуальности, хотя изложение по-прежнему нуждается в серьезном улучшении, что поймет всякий читатель, осведомленный в теме. К сожалению, возраст не позволяет мне предпринять необходимые усилия. Поэтому статья, со всеми ее недочетами, может считаться, пожалуй, историческим документом. Она откроет для читателя те обстоятельства, которые сопровождали первые попытки применить синтетический подход к психическим процессам в ходе психоаналитического лечения. Поскольку основные доводы статьи по-прежнему актуальны и сегодня, она способна подтолкнуть читателя к стремлению углубиться в изучение и осознание этой проблемы. А проблема, о которой идет речь, может быть выражена в обобщенной форме через следующий вопрос: «Как надлежит человеку на практике выстраивать отношения с бессознательным?»
Этим вопросом задается индийская философия, в особенности буддизм и дзен-буддизм. В своей косвенной форме этот фундаментальный вопрос знаком любой религии и любой философии.
Ведь бессознательное – не что-то конкретное, оно – само Неведомое, оказывающее на нас непосредственное воздействие. Оно кажется нам чем-то внечувственным, но определить его реальную природу нам не дано, как и природу материи (это не преувеличение, а, если угодно, оптимистическая точка зрения). При этом физика осознает гипотетический, моделирующий характер своих утверждений, а вот религиозные философии прибегают к метафизике и гипостатизируют свои образы. Сторонники религиозного взгляда на мир отказываются признавать психологическую позицию; психологию обвиняют в метафизичности или в вульгарном материализме, по меньшей мере в агностике, если не в следовании гностической традиции. Критики, словно норовящие возродить средневековые воззрения, упрекают меня в том, что я – приверженец мистики и одновременно атеист. Должен подчеркнуть, что данное недоразумение видится мне главным препятствием на пути к пониманию: всему причиной определенный недостаток образования, вследствие чего люди не приемлют расхождений во взглядах и, следовательно, наивно предполагают, будто миф должен быть исторически правдивым – а если в нем нет хотя бы крупицы правды, значит, он не заслуживает изучения. Для подобных людей исследование мифологических и фольклорных текстов ради объяснения психических фактов оказывается полностью «ненаучным».
Это предубеждение изрядно мешает пониманию психологии бессознательного и тем самым возводит преграды, препятствующие дальнейшему внутреннему развитию человечества, а ведь интеллектуальная и моральная несостоятельность человека как такового является одним из самых болезненных открытий нашей эпохи. Каждый, кто обладает правом голоса, рассуждает о «надо» и «нужно», однако будто не замечает той жалкой беспомощности, в которой он сознается. Все средства, которые рекомендуются, успели доказать свою непригодность. Психология, если трактовать ее широко, есть самопознание. Но поскольку психику нельзя сфотографировать, сосчитать, взвесить или измерить как-то еще, она объявляется ненаучной. Поневоле напрашивается вопрос: вправду ли то сверхчувственное, к которому сегодня обращается наука, является «ненаучным» и, следовательно, недостойным дальнейших исследований? Если за мифом отрицается способность характеризовать человеческое бессознательное, тогда, по этой логике, стоило бы отмахнуться от повадок кукушки (гнездо не вьет – не может считаться птицей) и от песни соловья (другие птицы поют не так заливисто, значит, соловей – не образец). Имеется достаточно оснований полагать, что человеку как таковому свойственно глубоко укоренившееся отвращение к познанию себя, и вот подлинная причина того, почему мы не наблюдаем соответствующего внешнему, техническому прогрессу внутреннего развития человечества.
Из предуведомления к изданию на английском языке
Предлагаемый здесь метод «активного воображения» выступает наиболее эффективным способом выведения на поверхность того содержимого бессознательного, которое располагается у порога сознания и, когда обретает силу, с наибольшей вероятностью может спонтанно вторгнуться в сознательный разум. Поэтому данный способ чреват некоторыми опасностями и по возможности не должен применяться без присмотра опытного специалиста. К числу менее серьезных опасностей отнесу тот факт, что процедура вполне может не принести позитивных результатов, поскольку наш метод очень легко свести к
