если позволит наша торопливая жизнь, мы сможем ощутить внутренний покой, услышать эхо «спокойствия неодушевленных предметов», которое тихо царит в его небольшом шедевре. Оно как эхо более обширного мира – реального, возможного или воображаемого мира, который нас окружает. Это пробуждение «океанического чувства», которое первые психоаналитики считали регрессией, но которое, как предполагают сегодня, является зачатком высшего состояния сознания. Стоя перед картиной Шардена, мы уже не смотрим, не восхищаемся и даже не медитируем.
Мы поглощены ею, не пытаясь понимать, действовать или размышлять. Граница между нами и картиной стирается. Мы – внутри картины. Мы и есть сама картина. Мы постепенно пришли в состояние, близкое к созерцанию. Определение, на мой взгляд, далеко превосходящее все другие, дает Андре Конт-Спонвиль: «Знать, что это такое, не желая воспользоваться этим, обладать им или судить его. Вершина духовной жизни… «Я» растворяется в созерцании себя как объекта».
Созерцательный подход очень интересует исследователей в области психологии. Он, в отличие от других, является единственной формой поведения, позволяющей добиться чувственного восприятия невидимого. Человек никогда не видел любви, бесконечности, покоя. Наблюдение, интуиция, размышление дают нам возможность предполагать, что они существуют. Созерцание позволяет знать это или, по крайней мере, прочувствовать.
Созерцание позволяет нам достичь одного из наивысших состояний счастья: растворения своего «я» или, скорее, его безграничного расширения. Когда мы счастливы, мы соединяемся со всеобъемлющим миром. Кто-нибудь скажет – с божественным.
«Идея вечности поистине прекрасна. Но все эти мгновения, поводы и возможности имеют место здесь и сейчас. Сам Бог достигает своей кульминации в настоящем моменте и во веки веков не станет еще божественнее».
Генри Д. Торо [43]
Счастье навсегда
Свет, тень, загадка. Все странное искусство Спиллиарта сконцентрировалось в этом рисунке пастелью: силуэт женщины, движущейся в каком-то нереальном или несуществующем пространстве. Ее тело слегка наклонено вперед. Из-за спешки? Но куда она спешит? Или из-за усталости? Тогда откуда она идет? Сцену заливает теплый, ослепительно-желтый свет, до того яркий, что силуэт превращается в шагающую тень, такую плотную, что она походит на дождь. Скрытного и сдержанного человека, каким был Леон Спиллиарт, возможно, вдохновили на это произведение его вечерние прогулки по пляжам Остенда, его родного города. Другие увидели бы только идущую против света женщину, но он, возможно, понял, что в тот момент происходит нечто особенное. Как озарение… Озарение от перехода, материализация в сияющем свете, граница двух миров. Жизнь и смерть? Счастье тоже живет между двух миров: материального (условия его возникновения) и духовного (то, к чему мы стремимся). Оно тоже переход, но к чему? Преддверие, но чего? К чему тянемся мы, когда наша душа тянется к счастью? В этой картине нет ответа: просто ослепительный свет счастья…
Октябрьский вечер Леон Спиллиарт (1881–1946)
1912 г., картон, пастель и карандаш, 70 × 90 см, Коллекция Спиллиарта, Брюссель
«Я храню восхитительное воспоминание о своем детстве вплоть до того момента, когда меня отдали в школу. С тех пор у меня украли душу, и больше я ее уже не нашел. Вся история моей живописи – в этом болезненном поиске…» Можно с легкостью вообразить, как Спиллиарт шагает по пляжам Остенда в ностальгическом стремлении к счастью своего детства. Все его творчество говорит о тихой меланхолии одинокого человека, всегда отдававшего предпочтение карандашу, пастели, туши – инструментарию, который олицетворяет хрупкость, бывшую определяющей чертой его натуры.
«В какой бы час ни застала меня смерть, она всегда найдет меня счастливым».
Марк Аврелий
Урок Спиллиарта
Жить счастливо, чтобы больше не бояться смерти
Счастье – это трансцендентность, нередко подводящая нас к границе двух миров. Зависание времени, переполнение или самозабвение, осознание связи, принадлежности к чему-то, что превосходит и объединяет нас. Иногда счастье бывает легким, но всегда глубоким, даже головокружительным. Изредка мы это осознаем. И в эти мгновения мы понимаем, что его назначение отнюдь не ограничивается выигрышем в комфорте, обычным благополучием, в котором пытаются замкнуться те, кто критикует его.
Счастье – это средство для понимания мира как в его самых радостных, так и в самых загадочных проявлениях.
Зачем жить, если все равно однажды умрешь? Разве счастье не смехотворно, когда знаешь, как заканчивается жизнь любого из нас? Тогда какая польза от счастья? Есть только один возможный ответ: счастье, несомненно, является антидотом от болезненного и невыносимого осознания того, что мы смертны. Из всех живых существ только нам одним дано знать, что мы умрем. Как вынести эту мысль и, несмотря ни на что, продолжать жить? С помощью счастья. Оно – единственное действенное лекарство, надолго излечивающее от страха смерти. Оно не парализует путем подавления, как мы порой делаем, спасаясь в действии или в развлечениях. Но оно учит нас мириться со смертью.
Мы обязаны быть счастливыми потому, что существует смерть.
«Земной рай – там, где я».
Вольтер
Жизнь наших предков была так тяжела, что им пришлось придумать место, где счастье было возможно, далекие края, откуда человек давным-давно был изгнан и о которых он мог мечтать. Идея рая отвечала, разумеется, жажде счастья иного рода, но счастья совершенного и вечного, дарованного тем, чья жизнь была полна трудностей и случайностей. Это была прекрасная идея, потрясающее обещание.
Порой мы продолжаем верить в нее, но сегодня мечту о рае, как правило, замещает другая мечта: счастье. В этой перемене нет ничего случайного. Мы видели, что счастье позволяет нам наполниться воздухом вечности, когда время останавливается: тогда мы как будто бессмертны. Счастье предлагает нам сегодня все, что было обещано раем на завтра. Эти волшебные моменты заставляют нас ощутимо пережить то, что может быть раем, если бы он существовал, а также то, что может быть бессмертием – не бояться того, что произойдет позднее. Мгновение счастья – это дыхание рая.
Всякий раз, когда мы счастливы, мы бессмертны. Рай – это здесь и сейчас.
«Радость, подобная уверенности и без предъявления других доказательств достаточная для того, чтобы смерть стала мне безразлична» [44].
Марсель Пруст
Полет в вихре мирового ветра…
Вероятно, это мечта. Или выплывшее из детства или ниоткуда воспоминание. Плывут подгоняемые ветром облака, зонтик на плече. Она смотрит вдаль. Ее лицо абсолютно неразличимо. Кто она? А ты, ты сейчас где? Эта женщина – разве это не ты? Твоя мать, бабушка? Или же ты в облаках, тебя уносит ветер? Может быть, ты – травинка? Что происходит? Ты рождаешься или умираешь? Что это за мгновение? Есть ли в нем какой-то смысл? Что сейчас произойдет?
Эскиз на открытом воздухе: женщина с зонтиком, повернувшаяся налево Клод Моне (1840–1926)
1886 г., холст, масло, 131 × 88 см, Музей Орсэ, Париж
Крапивный остров в устье Эпты. Именно к нему Моне причаливал
