с незнакомцем вывел меня из состояния безнадёжности и пробудил во мне интерес. Конечно, информация о других мирах и непонятных программах была за гранью моего понимания, но, в то же время, объясняла некоторые существующие феномены. Тем более, что фундамент государственной идеологической религии под названием «Атеизм» начинал разрушаться, и в нашу жизнь просочились сведения о посмертном опыте, полтергейсте, невероятных психических способностях человека, а также визитах инопланетных пришельцев.
И хотя все свидетели и участники этих необычных явлений официально считались параноиками либо лжецами, напрашивался вопрос: откуда взялось такое количество этих «странных» людей в стране, где каждый психически ненормальный состоял на учёте или же находился в специальном психиатрическом учреждении?
Таким ли мудрым и правильным было всё происходящее в «стране победившего социализма», как нам сообщали на страницах газет и в телепрограммах? И хотя вместе с «Берлинской стеной» рухнул и «железный занавес», мало что с тех пор изменилось у нас.
– А что, собственно, не устраивало Вас в Вашей жизни? – послышался женский голос откуда-то слева.
«А это ещё кто?» – подумал я.
– Позвольте представиться, Личность в Белом. Ваши сомнения и пессимизм затронули важную для меня тему.
Медленно повернув голову теперь уже влево, я увидел фигуру в длинной мешковатой белой одежде, над которой возвышалось бледное, невыразительное и малопривлекательное лицо. Голову, которой принадлежало лицо, обрамляла, словно корона, коса, заплетённая из тёмных волос.
«Говорят, что смерть приходит в белых одеждах и с косой», – нервно пошутил я про себя.
Субъект справа хихикнул и произнёс:
– У людей всё-таки есть чувство юмора. И это радует. Если они могут шутить даже на краю пропасти, значит не всё так безнадёжно, как это кажется.
– Вы не очень-то любезны, сударь, особенно по отношению к женщинам. Впрочем, насколько я помню, это Ваше обычное поведение: этакий Сатир-женоненавистник.
– Ах, сударыня, таково моё проявление исключительно лишь в Вашем присутствии. Поверьте, к женщинам я отношусь хорошо, а к хорошеньким женщинам и того лучше. Просто Вы для меня не ассоциируетесь с женщиной. И хотя Вы такая правильная и принципиальная, Ваша невыразительность и размытость, не только в прямом, но и в метафорическом смысле, лишает Вас женственности и привлекательности, превращая в занудную сущность. А вот сравнение меня с Сатиром имеет под собой основание…
– В отличие от Вас, сударь, я – не сущность, а Личность. И это звание накладывает на меня определённые обязательства. А на счёт Вашего родства с Сатиром я, пожалуй, соглашусь и объясню несведущим, что Сатир – это примитивный похотливый козёл.
– А я в свою очередь тем же несведущим напомню, что изначально Творец повелел: «Плодитесь и размножайтесь», и похоть – неотъемлемая составляющая данного физиологического процесса. А разницу и притяжение полов никто, в общем, не отменял.
– Вы забываете, сударь, мы с Вами находимся здесь по поводу Души некоего индивида. А душа, как известно, не имеет половой идентификации. Она – бесполая.
– Да, коллега, вынужден согласиться с Вами в этом вопросе. Однако, чтобы Душа обрела целостность и андрогинность, ей нужно получить равновесный опыт обоих полов.
– Извините, пожалуйста, – вмешался я, – это вы сейчас обо мне по поводу Души некоего индивида?
– О Вас, дорогой, о Вас, – ответил мне женский голос.
– Что же не в порядке с моей Душой, – не унимался я, – если она всё-таки существует?
– А то не в порядке, мой дорогой, – продолжил всё тот же женский голос, – что, по моим данным, у Вас не было объективных причин к недовольству собственной жизнью.
Вы родились и выросли в полноценной семье; социалистическое государство, в разумном устройстве которого Вы так малодушно засомневались, заботилось о Вашем здоровье, занималось Вашим образованием и досугом, причём, заметьте, совершенно бесплатно. У Вас всегда была работа, благодаря которой Вы имели средства для безбедного существования, ежегодные отпуска и даже санаторно-курортное лечение. Став финансово самостоятельным, Вы создали семью и продолжили получать социальные блага от государства, апофеозом которых стало получение Вами отдельной благоустроенной квартиры.
А ведь далеко не всем повезло так же, как Вам. И Вы смеете жаловаться на несправедливость судьбы? Совести у Вас нет.
– Ну, что Вы, – пристыжено ответил я, – социально-бытовые условия меня вполне устраивают. И заботу государства я тоже ценю. Вопрос в другом: если всё у нас так хорошо, то почему это существование кажется мне безрадостным и бесцельным, будто кем-то спланированным и ограниченным. Мне порой кажется, что я в тупике, а вокруг меня высокие бетонные стены.
– А, по-вашему, лучше было бы оказаться в чистом поле на пронизывающем ветру, без какой-либо помощи и защиты?
– Но тогда бы я мог сам выбрать одну из тропинок и свободно шагать по ней, и мои проблемы и неудобства были бы только моим выбором.
– Но ведь то, что имеете Вы на сегодняшний день – это тоже Ваш выбор: и профессию, и место работы, и будущую жену Вы выбирали самостоятельно. Никто Вас ни неволил, ни заставлял, ни к чему не обязывал.
– Да, но… выбор был ограниченным. Выбирать можно было всё, что угодно в пределах обозначенных границ и регламентов. И главное – не выделяться, как в примитивной природе, иначе тебя могут сожрать. Образно говоря, есть три серых костюма, из которых ты можешь выбрать один.
– Но и жизнь, мой дорогой, тоже имеет ограничения. Если убрать все препоны и регуляторы, позволить анархию, то мир станет хаосом и перестанет существовать. Дýши вашего земного уровня слишком молоды и безответственны. И в этих условиях бóльшая свобода недопустима.
– Вы говорите о безответственности? Но разве можно считать безответственным того, кто исправно делает свою работу, живёт по законам и правилам, соблюдает приличия и выполняет свои обязательства.
– Но всё это возможно лишь при наличии ограничений, законов и правил. Вам просто не с чем сравнить.
Глава 4. Мечты
«Даже в самой худшей судьбе есть возможности для счастливых перемен»
Эразм Роттердамский
Слушая Личность в Белом, я понимал, что она, в общем, права. Все аргументы, приведённые ею, соответствовали положению дел. Разумные доводы говорили в её пользу, и у меня действительно не было поводов для недовольства. Но вся эта очевидная объективность была какой-то ненатуральной, как восковые фигуры в музее мадам Тюссо, – сходной с оригиналом, но безжизненной. Ведь жизнь – это не только внешняя форма и управляемые рефлексы, но и огромный внутренний мир.
Временами, когда существующая реальность становилась невыносимой, я, что называется, «уходил в себя». И там, в своих мыслях и фантазиях, мог рисовать красочные картины неосуществлённых желаний.
С детства я мечтал о путешествиях в дальние страны, невероятных открытиях и необыкновенных находках. Я представлял себя покорителем новых земель, отважным мореплавателем и бесстрашным первопроходцем. Мне хотелось найти затерянную во льдах Арктики Землю Санникова, несметные сокровища Инков, затонувшую таинственную Атлантиду. В своих мечтах и фантазиях я испытывал страхи, преодолевал препятствия и
