Ознакомительная версия.
Но кто же станет экспериментальным пациентом? Никто из тех, с кем он работал сейчас, не подходил на эту роль. Переход со старой методики к новой получится неуклюжим. Гораздо лучше начать все по-новому с новым пациентом.
Он взял свой блокнот, куда записывал время сеансов, и просмотрел расписание на следующий день. В десять утра приходила новая пациентка — Каролин Лефтман. Он ничего не знал о ней, за исключением того, что она решила обратиться к нему сама, прослушав его выступление в книжном магазине «Printers. Inc.» в Пало-Альто. «Итак, Каролин Лефтман, кто бы вы ни были, вас ожидает неповторимый терапевтический опыт!» — произнес он, выключая свет.
В 9.45 Кэрол была уже в офисе Эрнеста и, следуя инструкциям, полученным при записи, прошла в приемную. Кэрол специально приехала пораньше, чтобы у нее было несколько минут привести себя в порядок, успокоиться, повторить придуманную ею историю болезни и вжиться в роль. Она присела на тот же зеленый кожаный диван, на котором обычно сидел Джастин. Всего два часа назад Джастин беспечно взбежал вверх по ступенькам и плюхнулся на тот же самый диван, где сейчас сидела Кэрол.
Она налила себе немного кофе, не спеша выпила его мелкими глотками, а потом сделала несколько глубоких вдохов, «пробуя на вкус» приемную Эрнеста. «Так вот оно, — думала она, оглядывая комнату. — Вот то поле боя, где этот гнусный человек и мой муж так долго готовили против меня заговор».
Она пробежалась взглядом по обстановке приемной. Отвратительно! Аипкие тканые портьеры на стенах, перекочевавшие сюда с ярмарки на Найт-стрит 60-х годов, древние кресла, любительские фотографии Сан-Шранцис-ко, среди которых — непременный снимок викторианских зданий на Аламо-сквер. Боже упаси еще раз увидеть домашние фото психиатра, подумала Кэрол. Она вздрогнула, вспомнив офис доктора Кука, как она лежала на этом драном персидском ковре, уставившись на фотографии туманных восходов Труро, пока доктор мял ее ягодицы своими ледяными руками и с безрадостным, приглушенным ворчанием впихивал в нее сексуальное подтверждение, которое, по его словам, было ей необходимо.
Она потратила около часа на одевание. Она хотела выглядеть чувственной, но при этом ранимой и трогательной Шелковые брюки сменила длинная узорчатая юбка, легкую атласную блузку — красный кашемировый свитер Наконец она остановилась на короткой черной юбке, узком рубчатом свитере, тоже черном, и простенькой витой золотой цепочке. Под свитером — новый с иголочки кружевной бюстгальтер с объемными чашечками, очаровательно поднимающий грудь, который она приобрела специально для этого случая. Не зря же она наблюдала, как Эрнест общался с Нан в книжном магазине. Только слепой идиот мог бы не заметить этот ребяческий интерес к грудям. Эта похотливая дрожь — и язык, постоянно облизывающий напряженные губы. Он практически нагнулся к ней и начал сосать. Хуже того, он держался настолько напыщенно и самоуверенно, что ему, наверное, никогда и в голову не приходило, что женщины замечают его плотоядные взгляды. Эрнест был невысокий, практически одного роста с Джастином, поэтому она надела туфли на плоской подошве. Она хотела было надеть черные узорчатые колготки, но передумала. Не сейчас.
Эрнест вышел в приемную и протянул руку: «Каролин Лефтман? Я Эрнест Лэш».
Каролина пожала его руку: «Доброе утро, доктор». «Прошу вас, входите, — произнес Эрнест, указывая ей на одно из кресел, стоящих друг напротив друга. — Мы в Калифорнии, поэтому мы с пациентами называем друг друга по имени. «Эрнест» и «Каролин», вы не против?»
«Я постараюсь привыкнуть, доктор. Может быть, у меня не сразу получится». Она прошла в кабинет следом за ним, бегло осмотрев окружающую обстановку. Два дешевых кожаных кресла были повернуты на девяносто градусов, так, чтобы и доктору, и пациенту приходилось слегка поворачивать голову, чтобы увидеть друг друга. На полу лежал потрепанный поддельный кашанский ковер. А у одной стены стояла — замечательно! — обязательная кушетка, над которой висела пара дипломов в рамках. Корзина для бумаг была переполнена, и Кэрол разглядела неcколько измятых, перепачканных салфеток — вероятно, прямо из Бургер-Кинг. Ветхая фанерная ширма неприятного желтого цвета стояла напротив заваленного беспорядочными грудами бумаг, книг и увенчанного огромным компьютерным монитором стола Эрнеста. Ни намека на эстетический вкус. Ни следа женской руки. Хорошо!
Кресло оказалось жестким и неудобным. Сначала ей не хотелось опускаться в него, и она подложила под себя руки. Кресло Джастина. Сколько часов — часов, которые она оплатила, — Джастин провел в этом кресле, поливая ее помоями? Она вздрогнула при мысли о том, как он и эта жирная скотина сидели в этом кабинете, голова к голове, плетя против нее интриги.
«Спасибо вам, что приняли меня так быстро. Мне казалось, что я стою на самом краю», — дрожащим от благодарности голосом произнесла она.
«Когда мы говорили по телефону, вы казались подавленной. Давайте начнем с самого начала, — отозвался Эрнест, доставая свой блокнот. — Расскажите мне все, что я должен знать. Из нашего короткого разговора я вынес только то, что у вашего мужа рак и вы позвонили мне после того, как услышали мое выступление в книжном магазине».
«Да. А потом я прочитала вашу книгу. Она оказала на меня сильное впечатление. По многим причинам: ваше сострадание, ваша чувствительность, ваш ум. Я никогда не испытывала особого уважения к терапии и к терапевтам, с которыми мне доводилось сталкиваться. За одним исключением. Когда я услышала вашу речь, меня охватило чувство, что вы, и только вы, можете мне помочь».
«О боже, — подумал Эрнест, — с этой пациенткой я собирался проводить терапию правды, устанавливать бескомпромиссно честные отношения, и вот, с самой первой минуты, — наифальшивейшее начало». Слишком хорошо он помнил, как сражался со своей тенью тем вечером в книжном магазине. Но что он мог сказать Каролине»? Не правду же, честное слово! Что его бросало туда-обратно между членом и мозгом, между похотливым влечением к Нан и мыслями о теме доклада и слушателях? Нет! Дисциплина! Дисциплина! Там и тогда Эрнест начал формулировать основные принципы своей терапии правды. Первый принцип: «раскрывайся настолько, насколько это будет полезно для пациента».
В соответствии с этим принципом Эрнест дал ей честный, но продуманный ответ: «Я могу дать вам два различных ответа на этот комментарий, Каролин. Естественно, мне приятны ваши комплименты. Но в то же время ваши слова о том, что я, и только я, могу помочь вам, вызывают у меня дискомфорт. Потому что я еще и писатель, и общественное мнение склонно считать меня мудрее и компетентнее в области терапии, чем я есть на самом деле.
Каролин, — продолжал он, — я говорю вам это на тот случай, если выяснится, что наше сотрудничество по каким-либо причинам оказывается не слишком плодотворным, и я хочу, чтобы вы знали, что существует огромное множество терапевтов не менее компетентных, чем я. Но позвольте заметить, что я со своей стороны сделаю все, что в моих силах, чтобы соответствовать вашим ожиданиям». Эрнест почувствовал приятную теплоту в теле. Он был доволен собой. Неплохо. Очень неплохо.
Кэрол одарила его понимающей, восторженной улыбкой. «Нет ничего хуже, — подумала она, — чем пытаться втереться в доверие фальшивой скромностью. Напыщенный подонок! И если он так и будет через каждое предложение повторять «Каролин», меня стошнит».
«Итак, Каролина, давайте начнем с начала. Сначала — основные сведения о вас: возраст, семья, образ жизни, профессия».
Кэрол решила придерживаться середины между правдой и ложью. Чтобы не запутаться во лжи, она собиралась как можно более правдиво рассказать ему о своей жизни, искажая факты только по мере необходимости, чтобы не позволить Эрнесту догадаться, что она жена Джастина. Сначала она хотела назваться Кэролайн, но это имя казалось ей слишком чужим, и она остановилась на «Каролин» в надежде, что оно не слишком похоже на «Кэрол». Обман давался ей легко. Она снова бросила взгляд на кушетку. Это не займет много времени, подумала она. Возможно, сеанса два-три.
Она выложила свою заученную историю ничего не подозревающему Эрнесту. Она произвела все необходимые приготовления. Она сменила телефонный номер, чтобы Эрнест не заметил, что у нее тот же телефон, что и у Джас-тина. Чтобы избежать ненужных проблем при открытии счета на свою девичью фамилию, Лефтман, она заплатила наличными. Она подготовила рассказ о своей жизни, который был максимально приближен к реальности, чтобы у Эрнеста не возникло подозрений. Она сказала ему. что ей тридцать пять лет, она прокурор, мать восьмилетней дочери, девять лет прожила в несчастливом браке и ее муж несколько месяцев назад перенес радикальное хирургическое вмешательство по поводу рака предстательной железы. Рак рецидировал, и пришлось делать орхидэктомию,[20] назначить гормональную и химиотерапию. Она также хотела сказать, что гормоны и удаление яичек сделало его импотентом, а ее привело к сексуальной неудовлетворенности. Но сейчас ей казалось, что для первого раза это слишком. Не стоит спешить. Всему свое время.
Ознакомительная версия.
