удовлетворение исчезло без следа, ибо на вывеске, как показал пристальный взгляд, значилось слово «Корсет».
10) Во второй группе случаев очитки роль самого текста существенно больше. В тексте присутствует нечто такое, что побуждает читателя защищаться: это какие-то сведения, ему неприятные, или что-то огорчающее; посему они исправляются путем неправильного прочтения, чтобы соответствовать внутренним ощущениям или служить исполнению желания. В таких случаях мы, конечно, вынуждены предполагать, что текст исходно был понят и оценен читателем верно, однако подвергся подсознательному исправлению, пусть сознание никак не отреагировало на первое прочтение. Пример 3) выше входит в число случаев такого рода; также я добавлю сюда крайне показательную историю Эйтингона [108] (1915), который в то время находился в военном госпитале в Игло.
«Лейтенант Х., который был с нами в госпитале, страдал травматическим военным расстройством и однажды прочитал мне стихотворение немецкого поэта Вальтера Хайманна [109], павшего в бою в столь раннем возрасте. С видимым волнением он прочитал последние строки заключительной строфы следующим образом.
Wo aber steht’s geschrieben, frag’ich, dass von allen
Ich übrig bleiben soll, ein andrer für mich fallen?
Wer immer von Euch Fallt, der Stirbt gewiss für mich;
Und ich soll übrig bleiben? Warum den nicht?
(Но кем предписано, спрашиваю я, чтобы среди всех
Я остался один, чтобы товарищи пали за меня?
Кто из вас упадет, тот умрет за меня;
А мне суждено жить одному? Почему бы нет?)
Мое удивление привлекло его внимание, он смутился и в некотором замешательстве прочитал последнюю строчку правильно:
Und ich soll übrig bleiben? Warum den ich?
(А мне суждено жить одному? За что мне это?)
Я обязан случаю лейтенанта X некоторым аналитическим прозрением относительно психического материала этих травматических военных неврозов; несмотря на условия военного госпиталя с большим количеством пациентов и всего несколькими врачами – вопреки этим обстоятельствам, столь неблагоприятным для нашей работы, – я смог увидеть не только взрывы снарядов, обычно рассматриваемые как “истинные причины” страданий.
Также в этом случае очевидна сильнейшая душевная боль, которая придают ярко выраженным неврозам такое поразительное, на первый взгляд, сходство, и опасения наряду с некоторой слезливостью и склонностью к приступам ярости, сопровождаемым судорожными инфантильными двигательными проявлениями, вплоть до тошноты при малейшем возбуждении.
Психогенная природа последнего симптома – прежде всего его вклад в развитие болезни – должна была поразить всех и каждого. Появления в нашей палате коменданта госпиталя, который время от времени осматривал выздоравливающих, или замечания какого-нибудь знакомого на улице: «Вы прекрасно выглядите, явно пришли в себя», – было достаточно, чтобы вызвать немедленный приступ рвоты.
“Выгляжу… готов вернуться к службе… Зачем мне это?”»
11) Доктор Ганс Сакс (1917) сообщил о некоторых других случаях неправильного прочтения «на войне»:
«Мой близкий знакомый неоднократно заявлял, что, когда настанет его черед быть призванным в армию, он не воспользуется своим особым положением, подтвержденным дипломом; что он откажется от любых оснований для получения подходящей работы в тылу и непременно попросится на фронт. Незадолго до фактической даты призыва он однажды сказал мне, кратко и без объяснения причин, что передал властям доказательства своей специальной подготовки и в результате вскоре будет назначен на важную должность в промышленности. На следующий день мы случайно встретились на почте. Я стоял за стойкой и писал; он какое-то время смотрел через мое плечо, а затем обронил: “О! вверху написано Druckbogen (корректура), а я сначала прочел как Drueckeberger (уклонист)”».
12) «Я сидел в трамвае и размышлял о том, что многие друзья моей юности, всегда считавшиеся хилыми и слабыми, теперь способны выносить самые суровые испытания и тяготы, для меня самого, несомненно, совершенно непосильные. Поглощенный этими малоприятными мыслями, я невнимательно прочитал слово крупными черными буквами на вывеске, мимо которой мы проезжали: “Железная конституция”. Мгновение спустя мне пришло на ум, что это слово неуместно на вывеске коммерческой фирмы; я поспешно обернулся и разглядел, что на вывеске в действительности значится “Железная конструкция”». (Сакс, там же.)
13) «Вечерние газеты опубликовали сообщение агентства Рейтер, впоследствии опровергнутое, что Хьюз [110] избран президентом Соединенных Штатов Америки. Далее последовал краткий рассказ о карьере новоизбранного президента, и среди прочего было упомянуто, что Хьюз обучался в Боннском университете. Мне показалось странным, что этот факт вовсе не упоминался в газетных материалах на протяжении всех недель, что предшествовали дню выборов. Взглянув на текст снова, я обнаружил, что там говорилось об учебе в Университете Брауна (Провиденс, штат Род-Айленд). Объяснение этой вопиющей очитки, когда неверное прочтение заставило крепко призадуматься, было следующим (не считая моей невнимательности при чтении газет): я сам думал, что желательно, чтобы симпатии нового президента к центральноевропейским державам, как залог хороших отношений в будущем, опирались как на личные, так и на политические мотивы». (Сакс, там же).
Б. Описки
1) На листе бумаги с краткими ежедневными заметками преимущественно делового характера я, к своему удивлению, нашел среди правильных дат сентября ошибочное обозначение «четверг, 20 октября». Нетрудно объяснить это предвосхищение выражением некоего пожелания. Несколькими днями раньше я вернулся из каникулярного путешествия и ощущал готовность к усиленной врачебной деятельности, но число пациентов было невелико. По приезде я нашел письмо от одной больной, которая писала, что будет у меня 20 октября. В тот миг, когда собирался выставить то же число сентября, я мог подумать: «Пускай бы X. была уже здесь; как жалко терять целый месяц!» – и с этой мыслью передвинул дату вперед. Мысль, вызвавшая расстройство, вряд ли могла бы в данном случае показаться предосудительной, зато и вскрыть причины описки мне удалось тотчас же, как только я ее заметил. Осенью следующего года я допустил сходную описку по тем же мотивам. Эрнест Джонс (1911) изучил подобного рода описки; в большинстве случаев они ясно опознаются как вызванные психологическими причинами.
2) Я получил корректуру моей статьи для «Ежегодника неврологии и психиатрии» и должен был, естественно, с особой тщательностью просмотреть имена авторов, которые принадлежали к различным народам и представляли поэтому большие трудности для наборщика. Некоторые иностранные имена мне и вправду пришлось выправить, но занятно, что одно имя наборщик исправил сам, причем с полным основанием. Я написал «Букрхард», а наборщик угадал в этом слове фамилию «Буркхард». Я сам похвалил, как ценную, статью одного акушера о влиянии родов на происхождение детского паралича; ничего не имею против автора, но у него в Вене есть однофамилец, рассердивший меня своей невнятной
