сон или насылая скверные сновидения. Комплексы суть объекты внутреннего опыта, которых не встретишь на улице или в людных местах. От них зависят радости и горести личной жизни, они – это лары и пенаты [162], ожидающие нас у очага, существа, чье миролюбие опасно переоценивать; они – «малый народец» (
gentle folk) [163], проделки которого тревожат нас ночами. Конечно, пока беды обрушиваются лишь на наших соседей, нас это мало заботит, но когда несчастье падает на нас, нужно быть психиатром, чтобы оценить, насколько сильная угроза исходит от комплекса. Только если вам довелось увидеть целые семьи, разрушенные комплексами морально и физически, только если довелось познать беспримерную трагедию и безысходное отчаяние, шествующие за ними по пятам, вы способны ощутить всю суровую реальность комплексов. Тогда вы понимаете, сколь безответственно и ненаучно думать, будто личность в состоянии «вообразить» комплекс. Если обратиться к медицинским сравнениям, можно уподобить комплексы инфекционным заболеваниям или злокачественным опухолям, которые также развиваются без малейшего участия сознательного разума. Это сравнение нельзя признать полностью удовлетворительным, потому что комплексы не злокозненны по своей природе; они суть характерные выражения психического, безотносительно того, о дифференцированной или примитивной психике мы говорим. Потому мы безошибочно находим их следы у всех народов и во все эпохи. О них упоминают древнейшие литературные памятники: в эпосе о Гильгамеше мастерски описана психология комплекса власти, а Книга Товита в Ветхом Завете излагает историю эротического комплекса и способ его лечения.
[210] Всеобщая вера в духов представляет собой прямое выражение комплексной структуры бессознательного. Комплексы поистине являются живыми единицами бессознательной психики, лишь благодаря им мы узнаем о существовании и устройстве бессознательного. Согласно психологии Вундта, бессознательное могло оказаться всего-навсего рудиментом смутных или «скрытых» представлений, или «кромкой сознания», цитируя Уильяма Джеймса [164], когда бы не реальность комплексов. Вот почему Фрейд считается первооткрывателем бессознательного психического – он тщательно исследовал темные места психики человека, не отмахнулся от них как от – если употребить уничижительный пессимизм – неких «парапраксий» [165]. Впрочем, Via regia [166] к бессознательному пролегает не через сновидения, как он полагал, а через комплексы, которые выступают зодчими сновидений и симптомов. Да и сама эта дорога не слишком «царская», ведь путь, намечаемый комплексами, больше похож на сильно заросшую и извилистую тропу, которая часто теряется в подлеске и ведет не столько в сердце бессознательного, сколько мимо него.
[211] Страх перед комплексами – дурной признак, поскольку он побуждает отворачиваться от бессознательного и снова вставать лицом к сознанию. Комплексы настолько неприятны, что никто в здравом уме не согласится признать, будто поддерживающая их сила мотива может предвосхищать нечто положительное. Сознательный разум непоколебимо уверен в том, что комплексы являются чем-то непристойным, чем-то, от чего следует тем или иным способом избавляться. Несмотря на обилие неопровержимых доказательств того, что все типы комплексов существовали всегда и повсюду, люди не могут заставить себя видеть в них естественные проявления жизни. Страх перед комплексами есть укоренившееся предубеждение, отголосок суеверного опасения по поводу всего неблагоприятного и неподвластного нашему хваленому просвещению. Этот страх провоцирует яростное сопротивление изучению комплексов, и требуется изрядная решительность, чтобы его преодолеть.
[212] Страх и сопротивление – вот придорожные знаки на царской дороге к бессознательному, и совершенно очевидно, что исходно они обозначали предвзятое мнение о том, на что указывают. Вполне естественно выводить из чувства страха умозаключение о грозящей опасности, а из желания сопротивляться – наличие чего-то такого, что вызывает сопротивление. Так поступают пациенты, так поступает широкая публика, и так, в конце концов, поступает аналитик, вследствие чего первой медицинской теорией бессознательного оказалась, по сути, теория вытеснения, разработанная Фрейдом. Делая апостериорные выводы на основании природы комплексов, данная теория естественным образом предполагает, что бессознательное есть нечто, составленное исключительно из несовместимых с сознанием элементов, вытесненных по причине их аморальности. Ничто не может служить более убедительным доказательством того, что основоположник этой теории следовал чисто эмпирическим путем и ни в малейшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждений. Разговоры о бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии эту идею первым изложил Лейбниц [167]; Кант и Шеллинг также высказывали мнение по данному поводу, а Карус [168] построил целую систему, на основе которой фон Гартман сочинил увесистую «Философию бессознательного». Но первая медико-психологическая теория бессознательного имела столь же мало общего с указанными предшественницами, как и с идеями Ницше.
[213] Теория Фрейда есть искреннее изложение практического опыта, накопленного им в период изучения комплексов. Но, поскольку такое исследование всегда представляет собой диалог между людьми, при построении этой теории следует рассматривать комплексы как одного, так и другого участника общения. Всякий диалог, который вторгается на территорию, ограждаемую страхом и сопротивлением, угрожает чему-то жизненно важному и заставляет одну из сторон интегрировать свою целостность, тогда как другой вынужден занимать более широкую позицию. Он тоже по необходимости стремится к большей цельности, потому что иначе не сможет проникать в диалоге все дальше на территорию, охваченную страхом. Никакой исследователь, сколь угодно непредвзятый и объективный, не сможет позволить себе не учитывать собственные комплексы, ибо автономия тем свойственна не в меньшей степени, чем комплексам всех прочих людей. Фактически он не в состоянии их игнорировать, потому что они не игнорируют его самого. Комплексы во многом суть неотъемлемая часть психической конституции, которая является наиболее предубежденной частью любого индивидуума. Эта конституция в итоге безапелляционно решает, какой именно психологический взгляд надлежит принять конкретному человеку. В том и заключается неизбежная ограниченность психологического наблюдения: его ценность зависит от личности наблюдателя.
[214] Посему психологическая теория описывает, прежде всего, психическую ситуацию, которая возникает в диалоге между неким отдельным наблюдателем и некоторым числом наблюдаемых им людей. Диалог ведется преимущественно в области сопротивления, вызываемого комплексами, и сам характер этих комплексов с неизбежностью оказывается привязанным к теории, становится, в широком смысле слова, агрессивным, поскольку задействуются комплексы, лежащие в основании общественного мнения. Вот почему все современные психологические построения не только противоречивы с объективной точки зрения, но и провокационны. Они заставляют публику живо реагировать, высказываться либо за, либо против теории, а в научных дискуссиях стимулируют эмоциональные споры, вспышки догматизма, переход на личности и тому подобное.
[215] Из всего сказанного напрашивается вывод, что современная психология своими исследованиями комплексов вскрыла табуированные области психического, опутанные страхами и надеждами. Комплексы представляют собой реальное средоточие психического беспокойства, причем отзвуки этого беспокойства слышны настолько далеко, что современным исследователям-психологам не приходится рассчитывать в ближайшее время на спокойную работу, поскольку покой предполагает некоторую согласованность научных мнений. Но современная психология
