выдачу поисковой системы нашего мозга — картинки, истории и мысленные видеоролики, которые выскакивают там в первую очередь. Эвристика доступностииспользует одно из свойств человеческой памяти: чем чаще мы с чем-то сталкиваемся, тем прочнее след, оставленный этим чем-то в нашем мозге. Поэтому рассуждать от конца к началу и оценивать частоту события по легкости припоминания — стратегия, которая часто оказывается вполне оправданной. Если вас спросят, какие птицы чаще всего встречаются в вашем городе, вы не ошибетесь, если покопаетесь в памяти и назовете не свиристелей и мухоловок, а голубей и воробьев, не утруждая себя обращением к результатам орнитологических исследований.
На протяжении практически всей истории человечества единственными способами оценить частоту события были слухи и эвристика доступности. Отдельные правительства собирали статистические данные, однако они считались государственной тайной и были доступны лишь бюрократической элите. В XIX в., с появлением либеральных демократий, информация обрела статус общественного достояния [161]. Но даже сегодня, когда чуть ли не обо всем на свете можно разузнать после пары щелчков компьютерной мыши, немногие дают себе труд этим воспользоваться. Мы инстинктивно опираемся на свои воспоминания, которые обманывают всякий раз, когда их сила не отражает реальной частоты событий. Так случается, если наш опыт представляет собой смещенную выборку примеров или если такие воспоминания подняты или опущены в мысленной поисковой выдаче под влиянием психологических факторов вроде свежести, яркости или силы эмоционального воздействия. Последствия этого колоссальны.
Обо всем, что случились не с нами, мы узнаем с помощью средств массовой информации. Освещение в СМИ, таким образом, вносит огромный вклад в восприятие частоты и оценку риска. Люди считают, что у них больше шансов погибнуть от торнадо, чем от астмы, несмотря на то что от астмы умирают в 80 раз чаще, — вероятно, причина в том, что торнадо гораздо фотогеничнее [162]. По той же причине чем чаще какие-то типы людей появляются в новостях, тем обильнее они представлены в нашей мысленной статистике. Какая доля девочек-подростков во всем мире становятся матерями ежегодно? Опрошенные подозревают, что таких 20 %, что примерно в 10 раз больше, чем в реальности. Какую долю американцев составляют иммигранты? Люди предполагают, что 28 %; верный ответ: 12 %. Геи? Американцы считают, что таковых 24 %; опросы дают 4,5 % [163]. Афроамериканцы? Около трети, говорят люди, что примерно в два с половиной раза выше реальной цифры в 12,7 %. Но эта завышенная оценка все равно точнее предположений о численности еще одного подозрительного меньшинства, евреев, где респонденты ошибаются в девять раз (18 % против 2 %) [164].
Эвристика доступности — важная движущая сила мировых событий, причем движет она их, как правило, в нерациональном направлении. Если не считать болезней, самой серьезной угрозой жизни остаются несчастные случаи, в которых гибнет примерно 5 млн человек в год (из 56 млн смертей в целом), причем около четверти из них приходится на дорожно-транспортные происшествия [165]. Но автомобильные аварии редко попадают в новости, разве что оборвется жизнь какой-нибудь фотогеничной знаменитости, и в целом это бедствие мало волнует людей. Авиакатастрофы, напротив, освещаются подробнейшим образом, хотя в целом по миру в них погибает около 250 человек ежегодно, что делает самолет примерно в 1000 раз безопаснее автомобиля в пересчете на пассажиро-километры [166]. При этом у каждого из нас есть знакомые, которые боятся летать, но нет таких, кто боялся бы садиться в машину. Известие об авиакатастрофе может так напугать иного человека, что он на многие месяцы откажется от перелетов в пользу путешествий по скоростным автомагистралям, где гибнут тысячи [167]. Комикс {20} с сайта SMBC иллюстрирует ту же мысль.
В числе самых ярких и леденящих кровь смертей, какие только можно себе вообразить, — та, о которой поется в песне из «Трехгрошовой оперы»: «Если кровь прольет акула, вся вода кругом красна!» {21}, [168] В 2019 г., когда сёрфер с Кейп-Кода стал первой за восемьдесят с лишним лет жертвой акулы в штате Массачусетс, власти установили на всех пляжах грозные предупредительные щиты, напоминающие кадры из фильма «Челюсти», оснастили спасательные станции укладками для остановки кровотечения и изучали возможность обнаружения акул с помощью вышек, дронов, самолетов, аэростатов, сонаров и акустических буйков, а также отпугивания их электромагнитными излучателями и едкими репеллентами. И это несмотря на то, что в ДТП на Кейп-Коде ежегодно гибнет от 15 до 20 человек и недорогие изменения к лучшему — указатели, отбойники и контроль за соблюдением правил дорожного движения — могли бы сохранить больше жизней за гораздо меньшие деньги [169].
Эвристика доступности может повлиять на судьбу целой планеты. Уважаемые ученые-климатологи, проанализировав факты, предупреждают, что «не существует внушающего оптимизм способа стабилизировать климат, не прибегая к использованию ядерной энергии» [170]. Ядерные реакторы — самые безопасные источники энергии, когда-либо имевшиеся в распоряжении человечества. Аварии на шахтах, прорывы плотин гидроэлектростанций, взрывы природного газа, столкновения перевозящих нефть железнодорожных составов убивают людей порой в значительных количествах, а дым от сжигаемого угля делает это в количествах чудовищных — больше полумиллиона человек в год. Однако ядерная энергетика в США десятки лет топчется на месте, а европейская — отброшена назад; нередко ей предпочитают грязный и опасный уголь. В первую очередь сопротивление подогревается памятью о трех авариях: 1979 г., Три-Майл-Айленд — жертв не было; 2011 г., Фукусима — через несколько лет после аварии скончался один из работников (остальные погибли в результате цунами и беспорядочной эвакуации); и 1986 г., Чернобыль, результат советской халатности — 31 человек погиб на месте плюс, вероятно, несколько тысяч скончались от рака. Примерно столько же гибнет из-за выбросов от сжигания угля каждый день [171].
Конечно, эвристика доступности — не единственное, что мешает адекватной оценке рисков. Пол Словик, соавтор Тверски и Канемана, доказал, что люди к тому же переоценивают опасность новых угроз (неизвестное зло страшнее известного), факторов вне их контроля (как будто бы сами они лучше управляют автомобилем, чем пилот — самолетом), того, что создано человеком (и потому избегают генетически модифицированных продуктов, но глотают токсины, которые естественным образом вырабатываются растениями), и всего несправедливого (когда чувствуют, что подвергаются риску ради чужой выгоды) [172]. Если эти напасти дополняются перспективой катастрофы, способной одномоментно прикончить много людей, сумма всех опасений превращается в зловещий риск (dread risk). Очевидные примеры тут — авиакатастрофы, ядерные аварии и террористические атаки.
* * *
Терроризм, как и другие ситуации, в которых люди лишаются жизни из-за преступного умысла, запускает иной механизм страха. Аналитики данных, специализирующиеся на
