чувства вины.
Фромм Э. «Человек для себя»: «Самый эффективный способ ослабить волю ребенка — это вызвать в нем чувство вины…Если ребенок не умеет справить нужду так, как от него требуют, если он ест не так, как положено, — он плохой. В возрасте пяти или шести лет ребенок обретает всепроникающее чувство вины, поскольку конфликт между его естественными влечениями и их моральной оценкой со стороны родителей превращается в постоянно действующий источник вины. Либеральные и «прогрессивные» системы воспитания не сумели изменить эту ситуацию в такой мере, как принято думать. Явный авторитет был заменен анонимным, явное приказание — «научно» обоснованными формулами; вместо «не делай этого» теперь говорят «тебе не понравится делать это». Фактически, анонимный авторитет во многих отношениях может быть даже более подавляющим, чем авторитет явный. Ребенок больше не осознает, что им распоряжаются (а родители не осознают, что они отдают приказания), ребенок не может сопротивляться и тем самым развивать в себе чувство независимости. Его уговаривают и убеждают от имени науки, здравого смысла и сотрудничества — а кто же может выступить против таких объективных принципов?»
7. Формирование у ребенка конформизма, подавление критического мышления.
Фромм Э. «Бегство от свободы»: «Пятилетняя девочка может заметить неискренность матери: та всегда говорит о любви, а на самом деле холодна и эгоистична; или — более резкий случай — постоянно подчеркивает свои высокие моральные устои, но связана с посторонним мужчиной.
Девочка ощущает этот разрыв, оскорбляющий ее чувство правды и справедливости, но она зависит от матери, которая не допустит никакой критики, и, предположим, не может опереться на слабохарактерного отца, и поэтому ей приходится подавить свою критическую проницательность. Очень скоро она перестанет замечать неискренность или неверность матери: она утратит способность мыслить критически, поскольку выяснилось, что это и безнадежно, и опасно. Вместе с тем девочка усвоит шаблон мышления, позволяющий ей поверить, что ее мать искренний и достойный человек, что брак ее родителей — счастливый брак; она примет эту мысль как свою собственную».
Это лишь несколько мыслей и наблюдений двух талантливых психологов, но складывающаяся картина уже удручает. От себя добавлю в данный список еще один механизм воспроизводства толпы, посягнув на «священную корову» современной педагогики и возрастной психологии — сюжетно-ролевую игру.
С критикой этого механизма психического развития ребенка приходится быть очень осторожным, так как он является естественным развитием игр детенышей практически всех млекопитающих. Естественность сюжетно-ролевой игры проявляется в том, что она у детей часто возникает спонтанно, без подсказки взрослых. И сюжетно-ролевые игры дошкольников, и игры детенышей высших животных есть усложнение имитационного повеления — главного механизма усвоения детьми видового и культурного поведения. Именно сюжетно-ролевая и фа является главным адаптационным механизмом психического развития детей среднего и старшего дошкольного возраста. С ее помощью ребенок учится адекватному поведению в обществе, осваивает науку жизни взрослого человека среди себе подобных. Но сюжетно-ролевая игра несет в себе для психического развития ребенка и негативные аспекты в виде накладывания на его поведение ролевых ограничений.
Например, девочка, играя в «дочки-матери», будет в своем поведении воспроизводить свое представление роли матери на основе своих житейских наблюдений собственной мамы. Она будет старательно копировать ее жесты, мимику, стиль и интонацию речи. При этом, возможно, ее действия будут корректировать окружающие люди, наблюдающие со стороны эту игру или непосредственно в ней участвующие. В результате такого воспитания девочка, став взрослой женщиной и мамой, удивительным образом в своем реальном поведении будет напоминать свою собственную мать, подсознательно воспроизводя не только весь ее ценный опыт, но и устаревшие стереотипы, ошибки, недостатки и пороки. При спонтанной попытке выйти за рамки усвоенной в детстве роли она будет испытывать психологический дискомфорт, неуверенность, сомнения в правильности своих действий. Вместо самостоятельного поиска наиболее адекватного настоящей ситуации варианта решения стоящей перед ней задачи она будет искать в прошлом опыте хотя бы отдаленный аналог и пытаться его «притянуть за уши» для своей потребности.
Поэтому можно утверждать, что воспитание ребенка с помощью сюжетно-роле вой игры опасно не столько использованием этого механизма, сколько тем, что психическое развитие человека им и ограничивается. Наложив на ребенка ролевые ограничения, воспитатель, как правило, на этом и останавливается, забыв научить подопечного освобождаться от плена ролевых стереотипов. Но ситуация оказывается еще более тяжелой, когда реального воспитателя у ребенка в толпе просто не оказывается. Предоставленные в своем психическом развитии сами себе, дети толпы спонтанно играют в сюжетно-ролевую игру без какой-либо коррекции со стороны взрослых и, пройдя этот этап в своем взрослении, на нем, как правило, и останавливаются со всеми вытекающими из этого негативными последствиями.
Теперь попробуем разобраться с тем, как следует относиться маргиналу в воспитании своего ребенка к такому механизму психического развития, как сюжетно-ролевая игра. Острота этого вопроса может быть далеко не надуманной и обусловленной элементарной невозможностью провести ребенка через некоторые распространенные сюжетно-ролевые игры. Например, семья маргиналов ведет бродячий образ жизни, не задерживаясь нигде подолгу. При таком образе жизни у ребенка далеко не всегда будут подходящие для игр партнеры, а папа с мамой не будут в состоянии их заменить.
В принципе, напрашиваются два подхода. Первый понятен уже на основании вышеизложенного. Суть его заключается в том, что от сюжетно-ролевой игры отказываться не надо, чтобы не нарушить процесс социально-психологической адаптации ребенка, но воспитателю обязательно необходимо отработать два аспекта. Во-первых, воспитатель-маргинал должен контролировать процесс имитации ребенком поведения взрослых. Учитывая, что ребенок, имея перед глазами ограниченный набор образцов поведения в виде окружающих его людей, может унаследовать обедненный набор усвоенных ролей, воспитатель должен постараться искусственно расширить ролевой багаж ребенка. Для этого он должен быть в состоянии одну и ту же роль продемонстрировать в различных вариантах исполнения, а также познакомить ребенка с теми ролями, прообразы которых ему не суждено увидеть в детские годы. Например, при игре в «казаки-разбойники» роль «разбойника» ребенку можно продемонстрировать в вариантах доброго Робин-Гуда, злого Бармалея, разбойника-казака (здесь ребенок знакомится с парадоксальностью противопоставления ролей разбойника и казака, так как последний исторически вырос из первого), а также этнического разбоя, когда грабеж является обычным видом деятельности целого народа, его естественным образом жизни (здесь можно приводить различные примеры из истории народов). Точно так же можно разнообразить роли «матери»: добрая мать; злая мачеха (и наоборот, злая мать и добрая мачеха); мудрая, но отстраненная; простая, но заботливая; равнодушная пьянчужка и др.
Второй аспект состоит в том, что воспитатель обязательно должен на выходе из соответствующего этапа психического развития ребенка (обычно это происходит в 6—7-летнем возрасте) сформировать у него потребность в свободе от ролевых ограничений
