бросивший из-за этого вуз, рассматривается как неудачник. Я это знаю по себе — мне пришлось последовательно уходить из лучших вузов СССР: МВТУ и МФТИ. И как для моего окружения мое — мальчишки из глухой провинции — поступление в эти вузы оказывалось триумфом (прежде всего триумфом этого самого окружения, так как оно склонно было мои успехи считать и своими), так и известие о том, что я бросил учебу, вызывало у них такие же по накалу, но противоположные по знаку эмоции. Подобное отношение окружающих вынуждает многих студентов, разочаровавшихся в осваиваемой профессии, продолжать учебу и становиться специалистами против своего желания.
Вторым этапом общественного принуждения является создание семьи.
Третьим — рождение детей. На этих двух этапах окружение толкает человека к скорейшему их прохождению. Любая задержка рассматривается толпой как основание для присвоения статуса «неудачник». И, если парень или девушка не проявляет активности в скорейшем поиске своей пары, то окружение начинает напрягаться, нервничать и, теряя терпение, проявлять в этом вопросе посредническую инициативу: «У нас в бригаде парень хороший работает. Хочешь, давай познакомлю?» И сватовство это оказывается иногда настолько назойливым, что начинает молодым людям просто портить жизнь. Когда такой несчастный двадцатилетний «бобыль» (или «старая дева») пытается объяснить своим близким, что он не чувствует себя готовым к столь важному шагу в своей жизни, то сталкивается с откровенным непониманием: «Ты это о чем? На солнце перегрелся? Ты ерундой не занимайся. Смотри, вон, все твои одноклассники уже переженились, а кто-то уже и детей нянчит, а ты нас перед людьми позоришь. Соседи уже замучили вопросами: «А ваш что, больной, что ли? У него что, «женилка» еще не выросла или, может, не работает совсем, а?» Так что ты давай, не засиживайся в женихах, а то мы тебе из деревни какую-нибудь корявую дурочку привезем и женим насильно, чтобы ты знал, как наше терпение испытывать, понял, да?»
С детьми у молодоженов та же история: после свадьбы представители ближайшего окружения все как один отсчитывают девять месяцев и с пересохшим от предвкушения праздничной чарки горлом… замирают в недоумении: «Где?! Как же так? Такой кайф обломали! Колян, ты чо? Тебе, может, помощь нужна? Не знаешь, как это делается — так мы покажем… С этим у нас не заржавеет. Все сделаем в лучшем виде, будь спокоен». Смущенное бормотание провинившихся молодых, что, мол, они решили с этим делом не торопиться и все такое прочее, прерывает хор возмущенных голосов: «Да вы что, издеваетесь?! Если у вас денег нет, так мы одолжим вам так называемые «беременно-подъемные»… Да мы вашего мальца вообще можем сыном полка, то бишь цеха, оформить. Мы все сделаем, ты нам только повод дай обмывочную купель сорокоградусной наполнить!»
* * *
Тюремщик дельный и толковый,
жизнь запирает нас надолго,
смыкая мягкие оковы
любви, привычности и долга.
(Игорь Губерман)
---
Мое счастливое лицо
не разболтает ничего;
на пальце я ношу кольцо,
а шеей — чувствую его.
(Игорь Губерман)
---
Семья — театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно,
а выход сильно затруднен.
(Игорь Губерман)
* * *
Четвертым этапом обострения борьбы оказывается возможная попытка разрушения неудавшейся семьи. Решиться на такой шаг очень трудно даже для человека, не находящегося под давлением толпы, так как после третьего этапа — появления детей в семье — подавляющее большинство людей зачастую незаметно для себя уже оказываются в общественном рабстве. Человек осознает после появления потомства, что в сложившейся жизненной ситуации у него практически отсутствует возможность пенять свою жизнь сообразно приходящему с возрастом пониманию ее смысла. Он буквально опутан общественными связями и социальными ожиданиями, а резервов — моральных и материальных, как правило, оказывается очень мало для кардинальной перестройки своей жизни. Такой бедолага оказывается настолько затянутым в карусель добывания средств к существованию семьи и решения постоянно возникающих новых житейских проблем, что обычно теряет способность управлять ситуацией. Поэтому понимание, что в жизни что-то не так и она нуждается в переменах, приходит далеко не ко всем. Еще реже это случается так, чтобы обе половины супружеской пары потянуло на перестройку. Ну а уж так, чтобы в одно и то же время, — это из разряда бесконечно малых чисел. Но даже если чисто теоретически представить, что оба супруга вдруг ни с того ни с сего одновременно возжелали кардинально перестроить свою жизнь, то где гарантия, что вектора направлений желаемых изменений у них совпадут? К примеру, одному захочется перебраться из провинциального городка в деревню, а другого, наоборот, потянет в столицу. Вот и получается, что неудовлетворенный своей жизнью человек оказывается перед необходимостью начинать поиск смысла жизни с разрушения семьи. И здесь против него единым фронтом выступает все окружение, для которого всегда желательна неизменность сложившейся системы связей.
Мужчина при этом сталкивается с пониманием неизбежности при разводе очень больших потерь: разрыв с детьми, смена места жительства, непонимание даже родственников со своей стороны. У женщины ситуация еще тяжелее, так как она за своей инициативой к разрыву видит тяжелейшие последствия в виде связанности взращиванием и воспитанием детей в одиночку. Понятно, что у одинокой женщины, воспитывающей детей, минимум возможностей для поиска именно той жизни, к которой расположена ее душа.
Но труднее всего человеку дается бунт против своего окружения на последнем этапе выбора в своей жизни, когда в преклонном возрасте он из-за смерти своего(й) супруга(и) остается один и хочет создать на старости лет новую семью. Давление родственников (в основном его детей) принимает просто чудовищные формы вплоть до ограничения физической свободы. Мотивы такого давления могут быть как материальные (опасение потерять наследство), так и моральные («предает память нашего отца/матери»). В толпе нашего общества четко устоялось мнение, что старики должны доживать свой век молча и безропотно, будучи довольными той жизнью, которую им определят их любящие детки: «Кровать есть? Кусок хлеба с тарелкой супа ежедневно получаешь? Вот сиди и не рыпайся! А то, знаешь, есть ведь и дома для престарелых…»
Ну, а в промежутках между этими ключевыми узлами жизни у «нормальных» людей все должно быть спокойно, прилично, культурно. Как сострил Андрей Кнышев в своих «Уколах пера»: «Родственники — это группа ничем не связанных между собою лиц, собирающихся время от времени вместе для того, чтобы вкусно покушать по поводу изменения их количества». Все должно быть при этом предсказуемо, никаких неожиданностей:
