этот случай, мой друг Ф. не мог припомнить моих слов, зато я помнил их отлично».
Когда случается споткнуться, оступиться, поскользнуться, это тоже не всегда нужно толковать непременно как случайное моторное действие. Двусмысленность самих этих выражений – «оступиться», «сделать ложный шаг» – указывает на то, какой характер могут иметь скрытые фантазии, проявляющиеся в потере телесного равновесия. Вспоминаю целый ряд легких нервных заболеваний у женщин и девушек после падения без травматических последствий: они рассматриваются как травматическая истерия, вызванная испугом при падении. Я уже озвучивал мысль, что связь между событиями здесь противоположная: что само падение было как бы подстроено неврозом и выражало те бессознательные фантазии сексуального содержания, которые прячутся за симптомами и являются их движущими силами. Не это ли подразумевает пословица «Когда девица падает, то [падает] на спину»?
К числу ошибочных движений можно отнести также и тот случай, когда даешь нищему золотую монету вместо меди или серебра. Объяснить подобные случаи нетрудно: это жертвенные действия, призванные умилостивить судьбу, отвратить бедствие и т. д. Если этот случай происходит с заботливой матерью или теткой и если непосредственно перед прогулкой, во время которой проявила эту невольную щедрость, она высказывала опасения о здоровье ребенка, то можно не сомневаться в значении этой якобы досадной случайности. Так акты, совершаемые по ошибке, дают нам возможность исполнять все те благочестивые и суеверные обычаи, которые (в силу сопротивления со стороны неверующего разума) вынуждены бояться света сознания.
е) Положение о том, что случайные действия являются, в сущности, преднамеренными, вызовет меньше всего сомнений в области сексуальных проявлений, где граница между этими обеими категориями почти незаметна. Несколько лет назад я испытал на самом себе прекрасный пример того, как неловкое, на первый взгляд, движение может быть самым утонченным образом использовано для сексуальных целей. В одном близко знакомом мне доме я встретился с приехавшей туда в гости молодой девушкой; когда-то я был к ней не совсем равнодушен, и чувство, как выяснилось, пропало не до конца: ее присутствие сделало меня веселым, разговорчивым и любезным. Уже тогда я задумался над тем, каким образом это вышло, ведь годом ранее эта же девушка нисколько меня не взволновала. Тут появился ее дядя, очень старый человек, и мы оба вскочили, чтобы принести ему стоявший в углу стул. Она оказалась быстрее и, кажется, стояла ближе к цели, а потому взяла кресло первой и понесла, держа перед собой спинкой назад. Так как я подошел позже и все же не оставил намерения отнести кресло, то очутился вдруг вплотную позади нее и обхватил ее сзади руками; в результате мои руки на мгновение сошлись вокруг ее талии. Конечно, я сей же миг разорвал объятие, и никто, похоже, не заметил, сколь умышленно, в самом-то деле, я использовал это неловкое движение.
Не раз мне доводилось убеждаться и в том, что те досадные движения, которые делаешь, когда хочешь на улице уступить дорогу и несколько секунд мечешься то вправо, то влево, но всегда в том же направлении, что и идущий навстречу, пока наконец не останавливаются оба, – что и в этих движениях, которыми «заступаешь дорогу», повторяются непристойные, вызывающие действия ранних лет, а под маской неловкости преследуются сексуальные цели. Из психоанализов, производимых над невротиками, я усвоил, что так называемая наивность молодых людей и детей часто бывает лишь этакой маской, применяемой для того, чтобы иметь возможность без стеснения говорить или делать нечто неприличное.
Совершенно аналогичные наблюдения над самим собой сообщает доктор Штекель: «Я вошел в дом и подал хозяйке руку. Удивительным образом я при этом развязал шарф, стягивавший ее свободное утреннее платье. Я не знал за собой никакого нечестного намерения, но все же совершил это неловкое движение со сноровкой карманника».
Уже неоднократно приводились свидетельства того, что писатели вкладывают в ошибочные действия персонажей значения и мотивы, о которых у нас идет речь. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что мы находим все новые примеры наполнения таких действий смыслом и даже обретения ими предсказательной силы.
Вот отрывок из романа Теодора Фонтане «Обольстительница» (1882): «Мелани подпрыгнула и бросила одним из больших мячиков в мужа, как бы его приветствуя. Но промахнулась, мячик полетел в сторону, и Рубен изловчился его поймать». По возвращении с прогулки, на которой случилось это событие, у Мелани и Рубена состоялся разговор, приоткрывающий начало отношений. Эти отношения далее переросли в страсть, так что Мелани в итоге рассталась с мужем и целиком предалась в руки возлюбленного (сообщение Г. Сакса).
* * *
ж) Последствия ошибочных действий нормальных людей носят обыкновенно безобидный характер. Тем больший интерес вызывает вопрос, можно ли в каком-нибудь отношении распространить наш взгляд на такие случаи ошибочных действий, которые имеют более важное значение и сопровождаются серьезными последствиями, как, например, ошибки врача или аптекаря.
Мне самому крайне редко доводится оказывать врачебную помощь, поэтому приведу всего один пример из собственной практики. У одной очень старой дамы, которую я на протяжении ряда лет навещал ежедневно дважды в день, моя медицинская деятельность ограничивалась утром двумя действиями: я капал ей в глаза несколько капель глазного лосьона и делал вспрыскивание морфия. Для этого всегда стояли наготове две бутылочки: синяя – для глазных капель и белая – с раствором морфина. Как правило, в ходе этих действий мои мысли были заняты чем-либо другим. Я проделывал эти действия столько раз, что мое внимание чувствовало себя свободным. Однажды утром я заметил, что мой автомат сработал неправильно. Пипетка вместо синей бутылки погрузилась в белую и накапала в глаза не глазные капли, а морфин. Я сильно испугался, но затем рассудил, что несколько капель двухпроцентного раствора морфина не могут повредить конъюнктивальному мешку [158], так что успокоился. Очевидно, что ощущение страха должно было исходить из какого-нибудь другого источника.
При попытке подвергнуть анализу этот маленький ошибочный акт мне прежде всего пришла в голову фраза, которая могла указать прямой путь к решению: sich an der Alten vergreifen («поднять руку на старуху»; глагол vergreifen означает также совершить ошибочное действие, букв. «взять не то». – Ред.). Я находился под впечатлением сна, рассказанного накануне вечером неким молодым человеком: содержание этого сновидения подлежало однозначному толкованию в смысле полового сожительства с собственной матерью [159]. То странное обстоятельство, что в истории Эдипа нет упоминания о возрасте старой царицы Иокасты, вполне подтверждает, думалось мне, тот вывод, что при влюбленности в собственную мать дело никогда не идет о ее личности в текущий момент, а всегда о юношеском образе, сохранившемся в воспоминаниях детства. Подобного рода несообразности
