Мать — владычица жизни и смерти каждого из нас — именно она начинает отсчет отпущенного нам времени.
Маленькому ребенку мать кажется всемогущей и всепроникающей... как смерть!
Таким же считали Шико современники: он великолепно разбирался в делах государства, у него был красивейший аристократический почерк, он знал множество языков, латынь в том числе. Он был прирожденным наездником и прекрасным фехтовальщиком, одним из лучших — «вторая шпага» во Франции! «Первой шпагой» был головорез Граф де Бюсси (последний французский рыцарь). В фехтовании, по отзывам Шико, «имеют значение три вещи — прежде всего, голова, затем руки и ноги. Первая помогает защищаться, вторая и третья дают возможность победить, но, владея и головой, и рукой, и ногами, побеждаешь всегда».
У Шико была смышленая голова, длинные руки и крепкие ноги.
Кроме всего этого, Шико, по рассказам современников, был великим актером!
Мало того, что он обладал всеми качествами, которыми должен обладать человек, служивший при дворе: лицемерие, наигранные улыбки, гримасы, лукавая ирония, сарказм и притворство. Его талант был всепроникающим, почти магическим!
Он прекрасно умел подражать чужим голосам. Он находил общий язык с любым человеком. Даже с самым злейшим врагом короля! Он мог войти в доверие к любому: как к пьянице или монаху, так и к принцу крови. Как бесплотный дух он мог принимать любой облик. Он знал все, что происходит в королевстве и за его пределами, и мог предугадать недалекое будущее. Он просчитывал все события на несколько ходов вперед.
Фактически Шико был королем Франции. В Шико, по мнению современников, была воплощена мудрость королевства. Но черты смерти все время проглядывают через этот великолепный облик: говорят, что Шико был прекрасным философом, потому что... умел ничего не принимать близко к сердцу.
«Мертвый» умеет находиться где-то сверху — «над жизнью». В духовной позиции шута Шико стал недосягаем для повседневной суеты: она забавляла его, как забавляет все избранные натуры. «В этом мире одни дураки скучают и ищут развлечений на том свете», — это его собственные слова. Обратите внимание: «дураки», а не шуты. Шут — умерший заживо — это совсем другое.
Он лишь посмеивался над человеческой неблагодарностью и, по своему обыкновению, почесывал себе нос и подбородок.
Разумеется, очень многие его не любили. Шико в глаза называли: «назойливой мухой», «хитрой лисой», «ядовитой змеей», но чаще всего к нему обращались просто: «господин дурак»! На что он никогда не реагировал и отвечал с улыбкой: «Это моя должность!» Хотя в вопросах чести шут был весьма щепетилен и никогда не оставался в долгу: «Шико обнюхивает и лижет камни, на которые пролилась его кровь, как лиса, до тех пор, пока не размозжит об эти камни головы тех, кто ее пролил».
Это, конечно, метафора, но даже в ней чувствуется опасение произносящего ее: у надевшего маску глупости — маску мертвеца — появляются свойства оборотня!
Даже в его легендарном великодушии современники видели смерть. Шут часто швырял в толпу пригоршни золота, как известно, деньги не нужны только мертвым... И, разумеется, ему покровительствовала ночь. Мечтатель — он в своих ночных прогулках почти всегда выбирал прибрежную дорогу. В те времена Сена еще не была зажата между каменными стенами, ее волны лобзали широкие берега, и жители города не раз могли видеть на этих берегах высокий, вырисовывающийся в лунном сиянии силуэт Шико.
Возникает переворачивание смысла — глупцом в этой ситуации оказывается король. Это его душа при жизни умирает, а шут, никогда не снимающий напяленную маску смерти, остается жить.
Средневековые корабли сумасшедших того же происхождения.
«Дураков» сажали на корабль и с почетом отправляли в смертельное плавание: их возвращали той переменчивой стихии, которая «породила» и их, и всю жизнь на земле, стараясь уберечь от смерти (например, от чумы) самих себя — жителей средневекового города.
Но этот ритуальный акт... оказывался глупостью.
Дело в том, что люди, на которых вместо шутовского колпака одели ярлык «глупцов» или «безумцев», начинали в душе «нормального» человека играть роль спасателей или, говоря привычнее, спасителей.
Скорее всего, именно с этим и связан обострившийся в последние десятилетия интерес обывателя к феномену безумия. Похоже, с каких-то древних времен в нас жива тайная мысль: если нормальное, рациональное мышление завело нас в абсолютный тупик, может быть, глупцы и безумцы или их видения способны нас спасти.
Мы приближаемся к тайне «священного безумия», поневоле оказываясь на «другой стороне медали глупости». Вдруг выясняется, что прижизненная смерть дурака дает ему взыскуемую и не находимую обычным человеком свободу.
Каким же образом происходит это загадочное превращение?
Шут был главным лицом праздника Сатурналий. А право на глупость, в смысле необремененности заботами и обязанностями повседневной жизни, является для нас чуть ли не основным содержанием феномена, который мы называем «праздником».
По мнению М.М. Бахтина, празднество «дает право на глупость... Глупость — это вольная мудрость, свободная от всех норм и стеснений материального мира, а также от его забот и его серьезности — на мир разрешалось взглянуть дурацкими глазами, и это право принадлежало не только празднику глупцов, но и народно-площадной стороне всякого праздника».
«Дурацкие глаза» — это взгляд на мир, не затуманенный привычным мировоззрением. Между дурацким взглядом на мир и гениальным взглядом очень сложно провести разделительную черту... Точно так же сложно, как провести ее между безумием и гениальностью.
Понятия глупость и безумие в истории человечества сходны до полной неразличимости.
Практически все светлые образы богов и героев классической древности проходят в своем жизнеописании фазу «глупости» или временного безумия, сочетающегося с бешенством и необузданностью. В это время с ними случаются бесконечные беды и несчастья. Неприятности заканчиваются одновременно с прекращением безумия и обретением героического статуса.
Богиня Гера, постоянно преследующая Геракла, ниспослала на него безумие, в припадке которого герой убил своих детей и двух детей царя Ификла. Придя в себя, Геракл, в соответствии с судьбоносным предсказанием, был вынужден пойти в рабство к царю Еврисфею, по приказанию которого и совершил двенадцать подвигов, сделавших его бессмертным.
Вот что имел в виду великий Эразм в своем «Похвальном слове Глупости», когда говорил от имени самой Глупости: «Но мало того, что во мне вы обрели рассадник и источник всяческой жизни: все, что есть в жизни приятного, — тоже мой дар... Обыщите все небо, и пусть имя мое будет покрыто позором, если вы найдете хоть одного порядочного и приятного бога, который обходился бы без моего содействия».
Появление героя связано с прекращением его временного безумия. В сказаниях об Илье Муромце Илья «сидит в темном углу на печи тридцать лет и три года», до тех пор, пока пришедшие «калики перехожие» не дают ему «испить водицы из колодезя на ясном солнышке». Естественно, сидящий на печи Илья не может быть мудрым богатырем, он пребывает во тьме глупости и бездумья. В данном случае, глупость не означает болезнь в нашем смысле этого слова: это временная тьма, временное исчезновение света, скрытого под покровом ночи и смерти.
Глупость или безумие — это смерть разума, которого недостаточно для того, чтобы проанализировать, «переварить» и правильно использовать всю информацию, которая поступает к человеку посредством его органов чувств. Ум или разум — это Светлый
Логос. Это солнце, которое, освещая или освящая, вносит порядок в хаос ночи. В сущности, так мы чувствуем процесс рождения жизни или оживления. Умный или мудрый человек знает или ведает, как нужно правильно взаимодействовать с миром, который периодически кажется «темным» или непостижимым. Для древнего человека сами понятия ведовства, мудрости или знания тождественны свету и солнцу. Отсюда извечный поиск человеком просветления, то есть жажда познания истины, дающей жизнь и преодолевающей смерть.
Но каким же образом обычный человек может просветиться?
Во множестве различных верований есть ответ на этот вопрос: он должен заново родиться в духе. А как же человек может родиться заново в прямом смысле этого слова? Первобытное мышление, как и мышление ребенка, не выносит метафор.
Существует один единственный ответ: для того, чтобы родиться вновь, человек должен сначала умереть.
В одной из русских сказок Афанасьевского сборника рассказывается о том, что крестьянин, «как две капли воды» похожий на богатого дурака, воспользовался его смертью и стал с большим успехом выдавать себя за внезапно поумневшего богатея.
