Мы, по-прежнему, как маг с той же картины, стремимся сделать так, чтобы «ответственность за ум» нашего пациента лежала на нас, сообщая обескураженным родителям, что отныне без нас и наших лекарств пациент не сможет обойтись до конца жизни.
Согласно все тем же образам Босха, одного того, что человек поверит подобным утверждениям достаточно, чтобы сделать его мертвым.
Впрочем, в упорной глупости профессионалов, которые должны лечить пациента от глупости, но предпочитают увеличивать ее незримую меру, можно увидеть и «код» глупости по Босху.
Гениальность этого человека заключалась в его способности видеть демонов в лицо. А глупость — это демон, постоянно наблюдающий за самыми интимными и тайными уголками нашей души. Наши чувства и мысли, наши обыденные привычки и привязанности, наши реакции на внешний мир никогда не чужды ей полностью, как не чужда всему этому наша собственная смерть. Не кто-нибудь, а гениальный Киркегор первым придал глупости свойства абсолюта. Он писал, что это «единственный абсолют, противоположный абсолютному».
Однако гении, писавшие о глупости: Аристотель, Декарт, Аристофан, Мольер, Ницше, Флобер, Бодлер или Пруст, — не смогли объяснить, в чем же противоположность этих двух абсолютов абсолюта гениальности, с одной стороны, и абсолюта глупости — с другой.
Босх не выразил этого словами, зато предельно ясно видел: абсолют глупости возникает тогда, когда человек переносит ответственность за свой собственный ум с себя самого на субъекты и объекты внешнего мира. Гениальность существует глубоко внутри человеческой души. Попытка перенести ее наружу — поиск истины во внешнем мире, за пределами человеческого тела и души — создает человеческий абсолют — абсолют глупости и позволяет «шутам» управлять нами.
Транс — это погружение человека в глубины собственной мудрости. Психоз — это болезненная попытка человека найти источники управления собой вне самого себя. Это было прекрасно описано на самом себе нашим гениальным психиатром Владимиром Кандинским, и на других — французским психиатром Жаном Клерамбо. Как это можно понять и почувствовать вне психиатрического дискурса?
Очень просто. Один из главных теоретиков буржуазной глупости Леон Блуа считал «наиболее убийственной», то есть сеющей смерть разума, хорошо знакомую у нас фразу: «Я не глупее других».
В этом случае ум снова принадлежит не мне, а зависит от ума некоего «усредненного другого».
Нам больше не нужно собственное мнение... Зачем? Есть столько источников «чужого мнения»: СМИ, родители, соседи...
Как и в случае глупца у Босха, так как «мнение» принадлежит им, в случае чего, именно они и окажутся во всем виноватыми.
Это еще одна главная мысль в абсолюте глупости: жизнь, прожитая в поисках виновного в неудаче собственной жизни. Список виновных расширяется «теориями заговора»: родители, разумеется, виноваты во всем, но к ним легко присоединяются евреи, бесы, «невидимые хазары»...
Мы, правда, забываем, что по другую сторону неожиданно ставшего прозрачным «железного занавеса» имеется мнение о том, что во всем виноваты русские, коммунисты или русская мафия...
Поиск начала, виновного в поведении личности, то есть поиск человека, «не до конца удалившего камень глупости», и создает «абсолют, противоположный абсолютному». Мы настолько напряженно ищем вину друг друга «во всем происходящем», что это создает мощное поле взаимной неприязни, способное порождать и войны, и теракты, и обыденные семейные убийства. Это поле создает человеческий абсолют, где нет больше правых, есть только виноватые.
Привычное стремление «удалить камень глупости» связано с такой мощной сконцентрированностью на поиске «хирурга», что сосредоточить внимание на тихом внутреннем голосе гениальности — голосе смысла жизни, постоянно умоляющего человека обратить взор на самого себя, становится невозможным.
«Да ладно вам! Не все так страшно, — скажет мне читающий эти строки. — Человек же не может обойтись без глупости. Человеку нужно отдыхать, нужно отвлекаться и развлекаться».
Разумеется, это так. Вся проблема заключается в том, есть ли человеку от чего отвлекаться. Есть ли у него то целое, из которого он может развлекаться.
Отвлечься можно от чего-то главного в жизни, например, от работы или бизнеса. Развлечься можно в том случае, если существует некое главное влечение, которое настолько определяет твою жизнь, что ты от него устал. Но, как всегда, мы не додумываем до конца свои мысли и не до конца чувствуем значения собственных слов.
Главным делом человеческой жизни может быть работа, и тогда в ее структуре и после окончания нужен отдых — досуг, который мы можем проводить сколь угодно глупо. Но в жизни большинства из нас именно возможности в проведении досуга стали мерилом престижности работы. Мы работаем для того, чтобы «как следует оттянуться на отдыхе», а отдыхаем вовсе не для того, чтобы эффективнее работать. То же самое происходит с нашим главным влечением — добыванием денег. В реальной жизни количество денег оценивается вовсе не количеством нулей возле единицы на банковском счету, оно оценивается количеством развлечений, которое человек может себе позволить за эти нули. То есть конечной целью дела, бизнеса снова является безделье.
Отдых, в сущности, всегда есть отдых от самого себя — от того, чем «загружено» наше сознание. Отдохнуть, значит заполнить себя чем-то другим, приходящим извне. Не так важно, чем именно: телевизором, азартной игрой, автомобилем, водкой, женщинами, героином или футболом. Жан Бодрийяр уже в двадцатом веке доказал, что целью человеческой жизни является обмен самого себя на объекты и вещи внешнего мира. Когда этот обмен полностью завершен, человек умирает. За пять столетий до него гениальный Босх утверждал: уже начало этого обмена — есть глупость или смерть личности.
Не нужно никакой особой философии, чтобы понять обратное: главным делом человеческой жизни является сосредоточенность на внутреннем. Не сама работа, а то, что работающий человек может понять и почувствовать, переживая опыт работы. Не собирание коллекций, а то чувственное и интеллектуальное знание, которое он сможет из этой коллекции извлечь. Главным являются не отношения с другим человеком, а то, как мы чувствуем другого внутри самого себя. Даже не автомобиль, а те внутренние переживания, которые человек получит с его помощью.
Получается, что главной задачей человеческого бытия является понимание мира, то есть создание образа мира внутри самого себя. Понимание или определение своего внутреннего отношения к миру позволяет человеку создавать свои собственные миры или вносить изменения в мир, уже существующий. Мы привыкли считать это задачей гениального разума, но все человеческие задачи, понимаемые хоть немного проще, например, традиционные: «вырастить ребенка», «посадить дерево», «построить дом», «написать книгу», — сводятся к обмену самого себя на объекты внешнего мира. То есть... к глупости.
В процессе выполнения главной задачи человеку порой мучительно недостает собственных способностей к анализу, тогда ему нужно отвлечься или развлечься, освободить свое сознание от привычных стереотипов, сделать так, чтобы они уступили место его гениальности. Ему становится нужна глупость: глупая музыка, танцы, анекдоты, веселая компания, скоростной спуск на лыжах... В этой ситуации глупость перестает быть «другим абсолютом» ибо она функциональна. Глупость или безумие гения, возникающие как дверь, открытая для прорыва к гениальности, подобно всякой двери оказывается только лишь одним из механизмов самой гениальности, необходимых для прорыва к ней.
Глупость остается смертью сознания лишь до тех пор, пока она — самоцель. Самодостаточность глупости наглухо задраивает проход к гениальности. Мы оказываемся в «мире зомби» — в мире живых мертвецов. Для того чтобы действовать, они нуждаются в распоряжениях чужой воли. Они не способны действовать самостоятельно. Интересно, что делают зомби в то время, когда им не нужно выполнять приказы «злого волшебника».
Я думаю, что они сидят рядками, уставившись пустыми глазами в телевизор.
Вы никогда не задумывались, почему фильмы про зомби приобрели такую популярность в последнее десятилетие?
Может быть, это происходит из-за этой самой нашей потребности «быть не глупее других»? В ней скрывается желание быть умнее хотя бы кого-нибудь. Кино, в котором фигурируют живые мертвецы, позволяет нам испытывать чувство глубокого удовлетворения: «Вот — по экрану ходят люди, еще более мертвые, то есть еще более глупые, чем я сам».
Становится более понятным поведение «шлемазла» из предыдущей главы:
«Слушайте, как вы можете такое терпеть? И куда вы, собственно говоря, едете?» — «Да до самой Одессы, — отвечает шлемазл. — Если, конечно, морда выдержит».
