обвинять в утрате ничтожное. В своей работе «Будущее одной иллюзии» Фрейд, сам того вряд ли желая, высказал сокровенное стремление: он хочет раз и навсегда покончить с широким пониманием психических явлений и ради того продолжает те пагубные труды, с каковыми сталкивается каждый невротик, – это разрушение связи между людьми и богами, отчуждение от общеизвестных и всеми ощущаемых оснований психики, следовательно, «отрицание левой руки», или двойника, необходимого человеку для психического существования.
368 Не будем спрашивать, кто не проповедовал перед глухими! Но неужели Гете напрасно написал своего «Фауста»? Разве у Фауста не невроз размером с кулак? Ведь было доказано, что дьявола не существует. Значит, не может быть и его психического двойника – эту тайну еще предстоит разгадать, а порождается она сомнительными духовными внутренними выделениями самого Фауста! Таково, по крайней мере, мнение Мефистофеля, который и сам не совсем безупречен в сексуальном плане – если уж на то пошло, он склонен к бисексуальности. Этот дьявол, которого, согласно «Будущему одной иллюзии», не существует, является научным объектом психоанализа, и последний охотно вовлекается в изучение несуществующих способов мышления. Участь Фауста на небе и на земле и вправду можно, как принято выражаться, «оставить поэтам», а вот «преображенная» человеческая душа (Afterbild) разрастается до теории душевных страданий.
369 Психотерапии сегодня, как мне кажется, предстоит еще многому научиться и многое освоить заново, если она хочет хотя бы приблизительно воздать должное своему предмету, то есть всему многообразию человеческой психики. Но сначала она должна перестать мыслить невротически, должна узреть психические процессы в истинной перспективе. Не только понятие невроза, но и наши представления о самих психических функциях, например о функции сновидений, нуждаются в радикальном пересмотре. Здесь случаются очень досадные промахи – скажем, когда совершенно нормальная функция сновидений рассматривается сходно с болезнью. Словом, становится ясно, что психотерапия допускает приблизительно те же оплошности, что и старая медицина, которая некогда считала лихорадку вредоносной сущностью.
370 Удел и беда психотерапии состоят в том, что она родилась в эпоху Просвещения, когда недоверие к себе отвергало все прежние культурные ценности, когда вся доступная психология сводилась, по сути, к рассуждениям Гербарта или Кондильяка [161], не более того. Не было психологии, которая с должным вниманием отнеслась бы к тем непредвиденным затруднениям, с которыми внезапно столкнулся совершенно неподготовленный (можно сказать, девственно невинный) врач. В этом отношении нужно поблагодарить Фрейда: он, по крайней мере, задал некое подобие направления в этом хаосе и вселил во врачей достаточно мужества для трактовки истерии как научной проблемы. Критиковать впоследствии, разумеется, легко и просто, однако не пристало, по-моему, при этом целому поколению врачей почивать на лаврах Фрейда. Нам предстоит еще многое узнать о психическом, а сегодня насущно важно освободиться от устаревших представлений, которые изрядно искажают наши воззрения на психику как таковую.
IX. Предисловие к «Очеркам современных событий» [162]
Медицинская психотерапия по практическим причинам вынуждена рассматривать всю целостность психики. Поэтому ей приходится искать согласия со всеми теми факторами, биологическими, социальными и психическими, которые оказывают наиболее сильное воздействие на душевную жизнь.
Мы живем во времена великих потрясений: разгораются политические страсти, внутренние конфликты ставят нации на грань хаоса, самые основы нашего мировоззрения разрушаются. Это критическое положение дел столь заметным образом сказывается на психике индивидуума, что врачу необходимо сегодня вести наблюдения куда тщательнее. Буря событий обрушивается на врача не только из обширного мира вовне; он чувствует силу ее воздействия даже в тиши своего кабинета и в уединенности медицинских консультаций. Неся ответственность за своих пациентов, он не может позволить себе бегства на некий мирный остров спокойной научной работы, он должен постоянно возвращаться на арену мировых событий, чтобы присоединиться к битве противоречивых страстей и мнений. Оставайся он в стороне от общей суматохи, бедствия нашего времени достигали бы его слуха издалека, а страдания пациента не нашли бы в нем ни малейшего понимания. Он терялся бы, не ведая, как разговаривать с пациентом, как помочь тому вырваться из тюрьмы одиночества. По этой причине психолог не может избегать новейшей истории, пусть даже его душа содрогается, внимая политической трескотне, лживой пропаганде и громким заявлениям демагогов. Нет необходимости упоминать здесь об обязанностях гражданина, которые тоже ставят перед врачом схожую задачу. Будучи медиком, он следует в первую очередь долгу перед всем человечеством.
Потому-то я сам время от времени ощущаю потребность выходить за обычные рамки моей профессии. Опыт психолога довольно специфичен, и мне кажется, что широкой публике будет полезно выслушать психологическую точку зрения. Вряд ли этот вывод можно посчитать надуманным, поскольку, смею полагать, даже самые наивные профаны (Laien) ясно видят, что многие современные фигуры и события определенно нуждаются в психологическом объяснении. Более того, на нынешней политической сцене отчетливее, нежели когда-либо до сих пор, наблюдаются психопатические симптомы.
Никогда у меня не возникало желания вмешаться в текущие политические процессы. Но на протяжении ряда лет я написал несколько статей, отражавших мои впечатления от актуальных событий. В данный сборник вошли все эти спонтанные тексты, написанные в промежутке между 1936 и 1946 годами. Вполне естественно, что мои мысли чаще всего обращались к Германии, которая меня немало тревожила еще со времен Первой мировой войны. Мои рассуждения, очевидно, привели к разного рода недоразумениям, связанным, без сомнения, главным образом с тем, что моя психологическая точка зрения многим кажется новой и потому странной. Вместо того чтобы пускаться в пространные разъяснения в попытке устранить эти недоразумения, я счел разумным собрать отрывки из других моих работ, посвященных той же теме, и привести их в эпилоге. Так читатель сможет составить себе наглядное представление о фактах.
En Germanie naistront diverses sectes,
S’approchans fort de l’heureux paganisme:
Le coeur captif et petites receptes
Feront retour à payer la vraye disme [164].
Пророчества мэтра Мишеля Нострадамуса (1555)
371 Оглядываясь на пору до 1914 года, мы понимаем, что живем ныне в мире событий, которые до войны были попросту немыслимы. Мы даже смели тогда думать, что война между культурными народами [165] невозможна и нелепа, что это вымысел, который ни за что не воплотится в нашем разумном, международно взаимосвязанном мире. А после войны начался самый настоящий ведьминский шабаш (Hexentanz). Повсюду вспыхивали фантастические революции, происходили насильственные изменения карт, политика возвращалась к средневековым и даже античным прототипам, тоталитарные государства покоряли своих соседей, превосходя все предыдущие теократии в собственных абсолютистских притязаниях; христиане
