пока не продвинулись далее первых двух объяснений, то бишь страха перед кровью и перед новизной, причем и они, отметим, не выявляют сути рассматриваемого табу. Совершенно ясно, что намерение, лежащее в основе этого табу, состоит в том, чтобы отвергнуть или пощадить именно будущего мужа, спасти его от чего-то, что невозможно отделить от первого полового акта, пусть, согласно нашим вводным наблюдениям, само это отношение ведет к тому, что женщина особенно сильно привязывается к данному мужчине.
В настоящей статье не предполагается обсуждать происхождение и общее значение соблюдения табу. Я посвятил этому вопросу свою книгу «Тотем и табу», где уделил должное внимание роли первичной амбивалентности в формировании табу и проследил происхождение последнего до доисторических событий, приведших к появлению человеческой семьи. Сегодня уже не распознать первоначальный смысл такого рода табу, даже наблюдаемых в наши дни среди первобытных племен. Мы слишком легко забываем, ожидая отыскать что-либо подобное, что и самые первобытные народы существуют в культуре, намного отдалившейся от культуры ранних времен; эта культура ничуть не моложе нашей с точки зрения времени и, как и наша, соответствует иной, более поздней стадии развития.
Сегодня мы находим у первобытных народов табу, уже составляющие сложную систему, сходную с той, которую развивают у нас невротики в своих фобиях; мы находим старые мотивы заодно с новыми в гармоничном сочетании. Оставляя в стороне эти генетические проблемы, сосредоточимся на мысли, что первобытный человек воздвигает табу, когда чего-то боится. В целом опасность носит психологический характер, ибо первобытному человеку не приходится учитывать те два различия, каковыми, как нам кажется, нельзя пренебрегать. Он не отделяет материальную опасность от психологической, а реальную – от воображаемой. В его последовательно применяемом анимистическом взгляде на мироздание всякая опасность исходит от враждебного намерения какого-либо одушевленного существа, подобного ему самому, и это относится как к опасностям со стороны какой-либо природной силы, так и к угрозе со стороны других людей или животных. При этом он привык проецировать свои внутренние позывы враждебности на внешний мир, приписывать их всему, что считает малоприятным или просто диковинным. Потому и женщины для него – тоже источник опасности, а первое возлегание с женщиной выделяется как чрезмерная опасность.
Что ж, теперь, полагаю, мы сможем, уточнить, какова, собственно, эта повышенная опасность и почему она угрожает именно будущему мужу, если более внимательно изучим поведение (при тех же обстоятельствах) наших современниц. Заранее предполагаю, предвосхищая результаты рассмотрения вопроса, что такая опасность действительно существует, а потому посредством табу девственности первобытный человек защищается от верно угадываемой, пусть и психической, опасности.
Мы считаем нормальной реакцией, когда женщина после половой близости обнимает мужчину и прижимается к нему в удовлетворении, поскольку усматриваем здесь выражение благодарности и обещание длительной верности. Но мы знаем, что это ни в коем случае не общее правило и что первая близость должна непременно завершиться во так; наоборот, очень часто она разочаровывает женщину, оставляет ту холодной и неудовлетворенной, и обычно требуется довольно долго и упорно повторять половой акт, прежде чем она тоже начнет получать от него удовольствие. Имеется непрерывная последовательность, от начальной и быстро проходящей фригидности до унылой и постоянной, с которой не способны справиться никакие мужские ласки. На мой взгляд, эта особенность женщин изучена еще недостаточно и, за исключением тех случаев, когда явно виновата ослабленная мужская потенция, нуждается в объяснении – возможно, с привлечением к рассмотрению сходных явлений.
Не имею ни малейшего желания рассматривать здесь попытки, столь частые, избежать первого полового акта, ибо они предполагают множество толкований и должны преимущественно, если не безусловно, трактоваться как выражение общей женской склонности к сопротивлению. Напротив, я убежден, что свет на загадку женской фригидности проливают некоторые патологические случаи, когда после первого и даже после каждого повторного полового акта женщина открыто выражает свою враждебность по отношению к мужчине, оскорбляет его, поднимает на него руку и даже поколачивает. В одном очень ясном случае такого рода, который мне удалось подвергнуть скрупулезному анализу, так и было, хотя женщина сильно любила мужа; она привыкла сама требовать сношения и точно испытывала большое удовлетворение. Полагаю, что эта странная и противоречивая реакция есть результат тех самых позывов, которые обычно находят выражение в сугубой фригидности, то есть подавляют ласку, будучи сами не в состоянии проявиться. В патологическом случае мы находим, так сказать, разделенным надвое именно то, что гораздо чаще при фригидности объединяется, чтобы осуществлять затормаживающее воздействие – в точности как в процессе, который мы давно распознали в так называемых «двухфазных симптомах» невроза навязчивых состояний [349]. Опасность, которая возникает при дефлорации женщины, состоит в том, что соитие вызывает женскую враждебность, а предполагаемый муж как раз тот человек, у кого имеются все основания избегать такой враждебности.
Теперь анализ позволяет сделать обоснованный вывод о том, какие именно позывы причастны у женщин к возникновению столь парадоксальных форм поведения, в которых я ожидаю найти объяснение фригидности. Первый половой акт пробуждает целый ряд душевный движений, неуместных при желаемой женской установке, и некоторые из них, кстати, могут отсутствовать при последующих половых актах. Прежде всего речь идет о боли, которую девственнице причиняет дефлорация, и следует, пожалуй, счесть этот фактор определяющим и отказаться от поисков каких-либо других причин. Впрочем, будет ошибкой чрезмерно преувеличивать значимость этой боли; скорее, стоит говорить о нарциссической травме вследствие разрушения органа тела и даже рационализируемой через осознание того факта, что утрата девственности влечет за собой снижение сексуальной ценности женщины. Однако брачные обычаи первобытных народов предупреждают от такой оценки. Нам говорят, что иногда обряд распадается на два этапа: после разрыва девственной плевы (рукой или каким-либо инструментом) следует ритуальный или мнимый половой акт с «заместителем» мужа, и это доказывает, что цель соблюдения табу вовсе не сводится к недопущению анатомической дефлорации, что мужа надлежит уберечь от чего-то еще, а не только от реакции женщины на боль.
Другую причину разочарования при первом половом акте мы находим в том факте, что (по крайней мере, у культурных женщин) удовлетворение нередко не соответствует ожиданиям. Ранее половой акт очевидно и наглядно ассоциировался с запретами; законное и допустимое половое общение признается отношением иного рода. Насколько тесной может быть такая связь, становится ясно из почти комического стремления многих будущих невест сохранить свои новые любовные отношения в тайне от всех посторонних, даже от родителей, когда в том нет никакой подлинной необходимости и когда никто против них не возражает. Девушки зачастую признаются, что любовь теряет для них ценность, если о ней узнают другие люди. Иногда
