это всего лишь особое средство для такой встречи, поэтому мы можем понять Роттхауса, который не считает перенос обязательным условием психотерапии. Очевидно, что экзистенциальная перестройка (которой своими методами стремится достичь экзистенциальный анализ) как таковая, как экзистенциальная, так же как и так называемый перенос, выходит за рамки чисто интеллектуальных, рациональных процессов, затрагивает эмоциональную основу в человеке, то есть запускает процесс в человеке, меняющий его в целом. Менее очевидным может быть то, почему экзистенциальная перестройка не может входить в состав техник или методов. Для нас уже не секрет, что метод, который использует психотерапевт, не главное. Важно построение человеческих взаимоотношений между врачом и пациентом. Известно немало случаев, которые показывают, что именно отказ от позиции стороннего наблюдателя и установки на дистанцирование производит на пациента впечатление и в принципе делает возможным лечение. Мне кажется, что пора пробудиться от полувекового сна, в котором грезили о механике души и технике по ее исцелению, иными словами, о толковании психики на основании механики и лечении душевных проблем с позиции техницизма.
Поговорим теперь о психотерапии, которая действует не как каузальная, а как неспецифическая (за исключением использования ее при лечении ноогенных неврозов). О ней, то есть о логотерапии, Эдит Джоэльсон из Университета Джорджии пишет в «Заметках о венской школе психиатрии» следующее: «Возможно, психодинамическая теория неврозов права в отношении того, что их возникновению во многом способствуют конфликты влечений в раннем детстве, однако это не значит, что в случае взрослых пациентов решающим в достижении терапевтического эффекта не может стать переориентация на смысл и ценности» [27]. Иными словами, для человека важно отдаться какой-то личной, конкретной задаче, которую необходимо выявить во время экзистенциального анализа.
«Печальная тенденция сегодняшних дней такова, что истинной психотерапией считают именно психоанализ. Это ведет к абсолютно ложному представлению, будто всякий невроз всегда нарушение, возникшее в раннем детстве и глубоко укоренившееся в личности, а любой другой психотерапевтический подход означает лишь неполноценную замену, полумеру, самообман врача и так далее. Подобное опасное заблуждение могло возникнуть лишь в кругах специалистов, в которых позабыли об общих функциях врача в принципе» [28].
Психотерапия, не ориентированная на психоанализ, тоже может быть успешна. Это в первую очередь касается школ бихевиоризма и рефлексологии. Впрочем, степень этого успеха можно увеличить, если осмелиться заглянуть в истинно человеческое измерение. Об этом преимуществе рассказывает Н. Петрилович. Он считает, что логотерапия, в отличие от других видов психотерапии, выходит за область самих неврозов в измерение специфически человеческих феноменов [29]. Психоанализ видит в неврозе результат психодинамических процессов и пытается вылечить его, создавая новые психодинамические процессы, например перенос. Поведенческая терапия, основанная на теории научения, видит в неврозе продукт выработки рефлексов и пытается исправить это, запустив процесс некоего переучивания, возникновения новых условных рефлексов. В отличие от них логотерапия поднимается в человеческое измерение, и там она может оперировать специфически человеческими феноменами.
Успешность любого метода разнится от случая к случаю, от терапевта к терапевту. И что касается психотерапии в целом, то касается и логотерапии. Иными словами, она не панацея! Если Иоганн Хуберт Вандерпас берет на себя смелость заявлять, что «логотерапевты могут обойтись и без психоанализа», то Эрик Ледерман из дневного амбулаторного центра в Мальборо считает, что лечение с помощью экзистенциального анализа не исключает анализ либидо, который становится предпосылкой успешной логотерапии. А Густав Гейер заявляет следующее: «Нельзя согласиться с распространенным мнением, будто глубинная терапия предполагает надстройку в виде фазы синтеза после аналитической фазы. Такое представление ошибочно и сводится к механистическому подходу — будто психику (“душевный аппарат” по Фрейду) сначала разбирают на части, а потом заново собирают. Тот, кто с самого первого сеанса, а также в решающий момент упускает из виду целостность пациента, невредимость его личности, таинство индивидуальности, тот пренебрегает главным принципом сопровождения и лечения больного. Идея об отдельных фазах синтеза и анализа показывает, что их приверженцы застряли в ортодоксальном фрейдизме». В завершение А. Мэдер клятвенно заверяет: «Никаких схем наподобие “сначала анализ, потом синтез”». «Никак не могу понять, почему в дом нужно заходить только через подвал и почему ремонт всегда нужно начинать снизу», — недоумевает Франц Яхим [30]. Однако из письма Фрейда к Людвигу Бинсвангеру мы знаем, что он сам относился к психоанализу именно так: «Я не поднимался выше подвала и цокольного этажа».
Следующие два примера хорошо показывают, что психоанализ не обязательно должен предшествовать логотерапии. Юдит К. с 13 лет страдала сильной боязнью открытого пространства. Несколько раз была у известных врачей, один раз подверглась гипнозу, один — наркоанализу, несколько раз проходила лечение электрошоком в неврологических больницах. Но все это не принесло результата. На тринадцатый день лечения логотерапией, которое проводил доктор Коцоурек, пациентка смогла без сопровождения пройтись по улице (хотя она на протяжении 13 лет не могла даже оставаться одна дома!). После четырех недель терапии пациентку отпустили домой, и на протяжении всего контрольного периода она ни на что не жаловалась. Однажды она рассказала, что даже возобновила сексуальные отношения с мужем (после 4 лет воздержания!). Было бы ошибкой объяснять этиологию такого невроза сексуальным воздержанием, тут дело обстоит как раз наоборот: сексуальное воздержание — не причина, а проявление невроза, точно так же как сексуальная реабилитация — это лишь (побочный) эффект нашей терапии!
Этот случай напоминает нам еще один, а именно историю болезни Геды Р. Она 14 лет страдала тяжелой формой навязчивого невроза. Ей приходилось стучать по ящикам в определенном ритме, чтобы убедиться, что они действительно закрыты. Из-за постоянного вынужденного контроля она до крови стирала костяшки пальцев и ломала ключи. Пациентку приняли в стационар, где доктор Коцдера лечила ее с помощью логотерапии. После двух дней терапии ей уже не нужно было что-то контролировать. Примечательно, что только после этого терапевтического эффекта выяснилось: когда пациентке было 5 лет, ее брат сломал ее любимую куклу. После этого случая пациентка начала прятать свои игрушки. Когда ей было 16, сестра без разрешения брала ее платья, и их тоже пришлось прятать в шкафу. Даже если эти психические травмы, полученные в детстве и пубертате, были действительно патогенными, их вскрытие с помощью психотерапии создало бы лишь видимость эффекта, тогда как он был достигнут иным путем.
Разумеется, для начала нужно разобраться с естественным условием для духовной экзистенции человека. Мы не должны определять источники расстройства однобоко и видеть их исключительно в психике, как это часто происходит. Это было бы ошибкой, ведь патогенным может быть не только психическое, но и соматическое, а также ноэтическое. Психоанализ грешит этиологической однобокостью в двух
