сильное движение, как Ренессанс, в течение неполных 200 лет совершенно изменившее духовное состояние Европы и сменившее средневековье, началось не с деятельности отдельного лица. Французская революция является, в сущности, делом широких масс, из среды которых выдвигаются только отдельные, особенно даровитые, но отнюдь не «сверхсильные» личности, мужи, вроде Мирабо, Дантона, Робеспьера и т. д., которые все же отчасти скорее сами уносятся движением, чем направляют и определяют его.
А кто является основателем вавилонской, египетской или греческой культуры? Кто призвал к жизни античные религии, религии Зевса, Диониса, Озириса? Кто создал иудаизм, — быть может, Моисей? Но наука, в лице ее выдающихся представителей, давно уже отвергла историчность Моисея, а где она, быть может, еще держится за него, там все же видит себя вынужденной свести его значение к такому минимуму, что совершенно нелепо продолжать называть его основоположником иудейской религии. Послепленный иудаизм, совершенно независимо от этого сказочного Моисея, является продуктом совместной работы жрецов при иерусалимском храме, которые под влиянием пророческой реформы кодифицировали и развили «закон». До нас дошли только отдельные имена сотрудников, да и то нет гарантии, что им принадлежит даже то немногое, что им приписывается. От митраистической религии нам не передано даже таких имен. А, ведь, митраизм был религиозным движением, которое на рубеже нашей эры с неопреодолимой силой начало распространяться с Востока по всей Европе, а в четвертом веке был самым опасным соперником христианства. Говорили, что митраизм был побежден христианством потому, что он не исходил от такой сильной личности, как Иисус. Пусть правильно то, что персидский Митра был призрачной фигурой рядом с Иисусом, который в своем человеческом виде и трогательном изображении его смерти больше говорил сердцу, в особенности женщин, больных и слабых. Ио это, в крайнем случае, доказывает, все же только то, что более конкретная, содержательная идея в духовной борьбе имеет больше шансов на победу, чем более отвлеченная; в пользу же исторической реальности этой идеи оно, напротив, ничего не доказывает. Впрочем, история учит нас, что еще совсем иные, частью весьма внешние и, так сказать, случайные причины. Причины политического характера, вроде смерти в борьбе с персами (363 года) императора Юлиана, одного из ревностнейших поклонников Митры, были тем, что решило победу христианства над митраизмом.
Следовательно, такими общими фразами, вроде того, что только такая великая, сильная личность, как Иисус, могла призвать к жизни христианство, ничего не доказывается. Это является только остатком того наивного объяснения истории, которое не раз преподносится детям в школах, — объяснения, по которому, история «делается» единственно и только так наз. «героями», каковыми обычно слывут прежде всего предки царствующего дома. Великое духовное движение может быть вызвано к жизни великими личностями, но этого не требуется, и даже утверждение, что таковое движение должно вызываться одной только выдающейся личностью, является беспросветной глупостью, в особенности, если эту личность за ее, якобы, «единственность в своем роде» ставят настолько выше всякой человеческой мерки и всякого сравнения, насколько высоко ставит своего Иисуса теологическая «историография».
Само собой понятно, что и молодое христианское движение имело своих «великих» личностей, которые давали движению определенную цель, брали в свои руки организацию и руководство, защищали его право в обществе. Может быть, Петр, Иаков, Иоанн и т. д. были такого рода личностями, заслуги которых пред христианством позднейшее время почтило тем, что в «истории» своего спасителя придало им роль прямых учеников Иисуса. Только так же мало следует признать несомненным и истинным то, что последние сами в своих трудах опять-таки вдохновлялись личностью исторического Иисуса, как мало следует признать исторической личностью деву Марию только потому, что французская пастушка уверяла, что видела ее собственными глазами в уединенном гроте, а теперь, вследствие этого, неисчислимые тысячи ежегодно отправляются в Лурд, чтобы там получить исцеление от своих болезней. А, впрочем, если кто-нибудь решительно остается при том мнении, что «основоположником» христианства следует считать только одну великую личность, то почему бы этой личностью не быть Павлу? Если же не ему, то разве наше исследование не показало, что содержание евангелий, в конце концов, восходит к пророку Исайе, «предсказания» которого, изречения, проповеди покаяния и обетования повторяются в евангелиях, но только в повествовательной форме? Посему, не Иисус, а Исайя был бы тою «сильной личностью», которой христианство обязано своим возникновением [84].
Так как указанный выше астральный характер 21 псалма только во время печатания этой книги выявился предо мною во всей своей полноте и важности, а мое начальное предположение мало-помалу превратилось в полную уверенность, то мне хотелось бы, в виду серьезности предмета, позволить себе здесь подробнее разобрать его.
Как известно, этот псалом принадлежит к числу тех, которые многих толкователей заставили поломать над собой голову. Что в нем делю идет о воплю находящегося в крайне затруднительном положении лица, — это очевидно. Гицциг относит псалом к Иерем., 87, 11, и упомянутому там тюремному заключению пророка. По мнению Ольсгаузена, описанная в нем ситуация больше всего подходит к эпохе Маккавеев, а мольбы и жалобы истязуемого он относит к тем жизненным невзгодам, которые претерпел тогда автор вместе с остальными благочестивыми людьми. Новейшие исследователи отказываются от всякого более точного определения времени и в словах псалма хотят видеть вообще только страдания и жалобы массою презираемых и оскорбляемых «благочестивых и скромных в стране».
Как бы ни думали об этом псалме, странно и удивительно во всех отношениях перечисление животных, которые окружают этого сетующего. Сопоставление и своеобразный выбор окружающих оскорбляемого, более детальное изображение причиняемых ему страданий и угрожающих опасностей приводят к мысли? что здесь дело идет о совершенно особом событии. Первоначальный еврейский текст, по-видимому, ничего не говорит о наложении уз на мученика» В ст. 15 написано: «все кости мои рассыпались»; ст. 17 у 70-ти переведен: «пронзили руки мои и ноги мои». Древние христиане, относившие этот псалом к своему спасителю, думали при этом о распятии, а в рогах единорогов (ст. 22) видели (напр., Юстин и Тертулиан) перекладины столба казни.
А теперь посмотрите на небесный глобус, на то место, где находится Орион, и тотчас же увидите, что все отдельные моменты псалма согласуются друг с другом и делаются понятными. как только их начинают понимать в астральном смысле. На «Мировом Древе», — Млечном пути, играющем, особенно в астральном мифе, роль дерева, висит Орион с крестообразно распростертыми руками и ногами. Над его головой Телец с разинутой пастью угрожает Гиадам, которые находятся налево от него; примите во внимание львиную пасть созвездия Льва,
