обращает внимание на явную противоречивость отношений между мужчиной и женщиной, не питая при этом никаких иллюзий и не проявляя тупой фанатической пристрастности. Поэтому было бы справедливо снять с сына Сирахова поспешное и бездоказательное обвинение в женоненавистничестве. Но, к сожалению, остается прискорбная «история последствий» (Wirkungsgeschichte) его пресловутого стиха, на который в наши дни обрушивается критика феминисток: вырванный из контекста, он проник и в Новый Завет (1 Кор 11:1-16; 14:34–35; 2 Кор 11:3; 1Тим 2:11–15; 2 Тим 3:6; но: см. Рим 5:12).
Нетрудно догадаться, что сын Сирахов в этом стихе намекал на события, связанные с т. н. первородным грехом, о котором повествуется на первых страницах Библии. Как известно, согласно Библии именно к жене обратился змей-искуситель; женщина первая съела запретный плод; она подтолкнула мужа к нарушению Божиего запрета; она первая подверглась проклятию и, как следствие, получила более суровое наказание, поразившее самую суть женской природы: «Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт 3:16).
Именно ссылка на Книгу Бытия (гл. 2–3) слишком часто побуждала воспринимать этот пресловутый стих сына Сирахова как подтверждение справедливости Божиего наказания: каждая женщина как дочь Евы является чем-то вроде бича для мужчины, основной и постоянной причиной греха и, следовательно, несет главную ответственность за отпадение человека от Бога. Разумеется, из таких текстов, как Премудрость Иисуса, сына Сирахова, а в еще большей степени из Книги Бытия можно было извлечь стимулы и аргументы в пользу недоверия и презрения к женщинам, страха перед ними – короче говоря, в пользу женоненавистничества.
Но если сегодня мы, засучив рукава, серьезно углубимся в изучение, то без особенных усилий сможем установить: некоторые фрагменты Библии звучат как женоненавистнические просто потому, что воспринимаются сами по себе, изолированно и так же истолковываются. Извлеченные из спасительной динамики «герменевтического круга», они включаются в западную культуру посредством катехизисов, проповедей и христианской теологии, неизбежно приобретая таким образом негативный оттенок.
К счастью, благодаря сменяющим друг друга всё более тонким методам библейские исследования пережили период невиданного развития и совершенствования [81]. Стоит, к примеру, назвать «историю религий» (Religiongeschichte), «историю форм» (Formgeschichte), «историю преданий» (Traditiongeschichte), «историю редакций» (Redaktiongeschichte), и появившиеся сравнительно недавно структурную, материалистическую, психоаналитическую, либерационистскую экзегетики, а также, last, but not least [82], экзегетику феминистскую. С помощью этих методик в «мифических» или, лучше сказать, в «символико-поучительных» повествованиях, наполняющих Книгу Бытия, характеристика женщина менее наивна и убога: она предстает там намного более сложным, душевно богатым и достойным существом, нежели до сих пор можно было поверить и заставлять поверить [83].
3.2. Гимн творению. Человек как единство в различии и взаимозависимости женской и мужской личностей
В Книге Бытия роль, возложенная на женщину, непосредственно связана с размышлением Израиля об истории своего избранничества и союза с Богом, Которому, в сущности, он хотел служить. Один из основополагающих аспектов библейской веры в сотворение заключается в следующем: она отождествляет Бога – Творца мира в Боге – с Освободителем Израиля от рабства и, следовательно, с Богом союза с израильским народом. Ему – и никакому другому божеству или властелину – принадлежит вселенная. В таком свете в первой книге Библии, в Бытии, представлена не хроника или отчет, так сказать, отснятый на пленку, о происхождении мира и человека: это своего рода вступление, изначальное и грандиозное, к «домостроительству» (икономии), или к «истории» спасения. В его центре – Израиль и тесный союз Бога с Авраамом и его потомством.
Сегодня мы не можем позволить себе какой-то ностальгии по «фундаменталистскому» прочтению Книги Бытия, да и всей Библии. Любого, даже очень умелого «соглашателя», намеревающегося выстроить параллели между библейским описанием начала мира и научными положениями о происхождении вселенной и человека, ждет провал. В Книге Бытия мы имеем дело с «языками» и со «значениями», если угодно, с «идеями», без возможности провести их сравнение и выяснить степень их сходства с «наукой».
Речь идет не только о неуловимом характере «абсолютного начала» мира и не только об «относительных началах», непрерывно следующих во времени и в истории. Под «абсолютным началом», или радикальным происхождением вещей можно понимать событие, которое переместило «известный нам мир из ничего в нечто, из нуля во вселенную и в человечество» [84].
«Относительные начала» – это те, что происходят в процессе становления вещей и, следовательно, внутри «преходящего» – в частности, когда разворачивается история человека, – а значит, и внутри «историчности». Но идет ли речь о «преходящем» или об «историческом» начале, оно, строго говоря, не находит свое место в человеческом сознании. В самом деле, невозможно приобрести непосредственный и исчерпывающий опыт об этом начале, и, следовательно, оно навсегда останется совершенно непостижимым. «Абсолютному началу» не предшествовало ничего, и поэтому тут нельзя воспользоваться ничьим свидетельством: оно может быть лишь «выведено» рационально или же «открыто» Богом. «Относительные начала» происходят во времени и в истории, причем в континууме, который остается таковым, несмотря на все «скачки» и «разрывы».
Здесь можно возразить, что различие между абсолютным и относительными началами чуждо еврейской культуре. Возникает и проблема возможности предвидеть «относительные начала». Подобные рассуждения – крайне трудны, и поэтому мы их лишь обозначим.
Следует различать (если еще допустимо использовать эту лексику) события, т. е. начала «временные» и начала «исторические». Первые, «временные» начала относятся к физическому миру природных вещей, как, например, затмения, смена времен года, штормы и ураганы. Вторые, «исторические» события и начала суть собственно человеческие деяния, содержащие «независимую переменную» – свободное самоопределение человека. Между необходимостью, вероятностью, причинностью и, конечно, свободой неограниченное число «относительных начал» разворачивает ту казуистику, что превосходит и всегда будет превосходить тончайшие математические расчеты и модели. История обладающего свободой человека непредсказуема по определению.
Представляется, что «рассказ о сотворении мира» в Книге Бытия (1–3) по-своему выражает принцип «в начале» (Быт 1:1) (по-древнееврейски b'rešit, по-гречески έν άρχή): «абсолютное начало» неба и земли, зарождение всех вещей и тем самым их временную завязку. Здесь речь идет о событии, не сопоставимом с каким-либо другим: до этого события времени не существовало; только с него началось движение времени. Это подтверждается и подчеркивается библейским свидетельством о том, что «сотворил» – исключительно божественное действие: древнееврейский глагол bara' используется в Ветхом Завете только для субъекта Бог – «при описании любого последующего деяния, в том числе сотворения человека из уже имевшейся материи» [85].
Если «сотворение» принадлежит исключительно Богу, оно не равнозначно действию какого-либо иного реального или воображаемого субъекта, кроме Бога. Речь идет о суверенном действии, полностью свободном, обладающем безграничной мощью. С другой
