душой, в которой уже не осталось ни единой капли неверия. «Прости меня, Господи, – шептал он, – прости старого и глупого. Тяжкий грех – не надеяться на Твою милость и заступничество Матери Божией. Ох, тяжкий грех…» И невольно предвкушал, каким сладким, сытным и добрым будет этот вымоленный хлеб.
Утро и вечер
– Ну что вы, Ольга Петровна, – причитала горничная, помогая барышне одеваться, – что вы так огорчаетесь?
– Не хочу замуж!
– Да как же не хотите? В самую пору! И жених хорош…
Ольга дёрнула плечиком, поджала губки:
– Катя, ты не понимаешь! Не знаю я его! Меня, как торбу, сунули кому попало, а вдруг он злой, негодный человечишка, только притворяется добрым? Вот горя хлебну!
Катя застыла с округлёнными глазами:
– Не пойму я вас, барышня. Словно подменили. Да зачем же так о людях говорить?
Но Ольга с ужасом глянула в зеркало и, чувствуя себя будто агнец, приготовленный на заклание, разрыдалась. Катя бросилась утешать хозяйку.
– Не плачьте, Ольга Петровна, не плачьте, а лучше присмотритесь к нему. А если так плох, как вы думаете, то и не ходите замуж. Скажите маменьке: не пойду – и точка.
– Прибьёт она меня.
– Не прибьёт. И священник венчать не станет, коли узнает.
– Ох, Катя, Катенька…
Сердобольная горничная долго утешала и увещевала госпожу, но прошло не менее часа, прежде чем Оленька успокоилась, а когда она с заплаканными глазами вышла к чаю, мать удивилась:
– Оля, что, плохо спала?
Дочь потупила голову:
– Не плохо, маменька, да только страшно.
– Отчего же страшно?
– А вдруг Павел Сергеевич не тот?
Мать осердилась:
– Прекрати, Ольга. Вам бы, барышням, всё женихов перебирать, а хороший человек на дороге не валяется.
– Да откуда ж вы знаете, маменька, что он хороший?
– Люди говорят. Добрый, воспитанный.
– У него жена умерла. Заморил, значит?
Мать изумлённо глянула на дочь:
– Заморил? Кто ж тебе такое сказал? И слово нашла… – она возмущённо поправила платье: – Не заморил, сама умерла. Болезненная была.
Ольга внимательно слушала.
– А дочка его? И что же, я в мачехах ходить буду?
– И походишь! Привыкнешь, сладится, слюбится.
Но Оля едва не плакала.
– Не отдавайте меня, маменька. Я с вами поживу.
– Олечка, доченька, – вдруг смягчилась мать, – да ты хоть присмотрись, ведь не завтра свадьба. Просто глянь на него душевными глазами.
– Не могу, боюсь я его.
– Не бойся. И меня замуж выдавали, и я страху натерпелась. А потом привыкла – и вот по сей день в мире с Петром Андреевичем живу.
– Папенька добрый.
– Вот и ты доброй будь, всё и наладится.
Чуть позже, немного успокоившись, но не смирившись, Ольга прошла в сад, погуляла среди запорошенных деревьев, протоптала дорожки в снегу. Сердце её бунтовало, а мысли о женихе причиняли настоящее страдание. Ей было страшно оказаться вдруг в чужом доме, рядом с чужим человеком. Мучило опасение, что его дочь возненавидит её, а слуги станут относиться хуже, чем к прежней хозяйке. А потому неудивительно, что собственная доля казалась Оленьке очень горькой.
Вечер настал с напряжением и ещё большими страхами: все ждали жениха. Он обещался быть к обеду, но немного запаздывал, и Ольга едва не извелась. Ей хотелось спрятаться, укрыться в своей комнате, но маменька приказала надеть нарядное платье и предстать во всей красе.
Наконец, послышался лёгкий шум, и открылась дверь.
– Павел Сергеевич Нестеров, – громко объявил лакей.
И вслед за тем в залу, убранную особо к приезду гостя, вошёл лёгкой походкой худощавый, среднего роста человек, ещё молодой, весь светящийся радостью и морозной свежестью. Ольга застыла. Лишь однажды она видела жениха, в папином кабинете, и тогда тот показался ей напыщенным и важным. Сейчас же пред ней стоял другой человек.
Немного стесняясь, Павел Сергеевич сделал глубокий общий поклон и начал подходить к домочадцам, приветствуя каждого в отдельности. Раскланялся с отцом, приложился к руке маменьки, но сделал это без фамильярности, а очень чинно. К Ольге подошёл последней, улыбнулся, глянул в глаза.
– Простите за опоздание, Ольга Петровна, в присутствии задержали.
– В присутствии? И что же там?
– Ничего особенного, хотя каждому кажется, что он несёт службу государственной важности.
Оле захотелось улыбнуться.
– Вам тоже так кажется? – спросила она.
– Несомненно, и даже чаще, чем другим.
– А чем вы занимаетесь?
– С недавних пор я – советник вашего отца по некоторым вопросам.
– Да, папа говорил о вас очень хорошо.
– Благодарю. Пока незаслуженно, хотя я очень стараюсь.
Тон, которым начался разговор, понравился Ольге, да и сам Павел Сергеевич сегодня пришёлся по душе. «Будто подменили, – подумалось ей. – А впрочем, посмотрим…» И Ольга взглянула на мать. Та ответила дочери полным особого смысла ободряющим взглядом.
– А не поиграешь ли ты нам, Оленька? – вдруг попросила она, и Ольга, хоть и не любившая играть на людях, направилась к инструменту.
Она мягко, неспешно и с большим вкусом сыграла вальс Шопена, и всё время чувствовала взгляд жениха. Точно так же, как Ольга, он знал о невесте понаслышке. В дом вхож не был, лишь пару раз заехал к отцу с поручениями, но, увидев Олин портрет, долго рассматривал его, а затем почти сразу обратился к родителям с серьёзным предложением. Те не искали причин для отказа, а потому так и получилось, что Оле предстояло стать женой едва знакомого человека.
Но сейчас, на вечере, устроенном специально для них, жених и невеста могли, наконец, присмотреться друг к другу.
– Вы прекрасно играете, Ольга Петровна, – обратился Павел к Оленьке, немного смущённой аплодисментами. – Но вам не хватает уверенности. Вы берёте уроки?
– Раньше брала.
Оля могла бы сказать, что маменька посчитала образование законченным по той простой причине, что учитель обходится недёшево, но благоразумно промолчала. Однако Павел Сергеевич взглянул куда-то вдаль, а затем негромко произнёс:
– Вы могли бы продолжать заниматься, и учителя найдём, ведь это приносит вам радость.
Он не спрашивал, а словно утверждал, и Оля удивилась, как незнакомый человек точно угадал её желание играть и учиться.
– Я с удовольствием, и вы правы: музыка приносит радость.
Она помолчала немного, а затем решила коснуться очень болезненного вопроса, который волновал её. И зашла издалека:
– А ваша дочь – она тоже играет?
Павел улыбнулся:
– Не играет, не любит, но рисует прекрасно.
Ольга оживилась:
– И что ей нравится рисовать?
– Всё, что видит. Портреты, пейзажи, даже домашних животных.
– Кошек? – фыркнула Оля со смехом.
– И кошек, и собак, и кур, и петухов. Она изумительно передаёт сходство, и движение – в особенности.
Оля засмотрелась. Минуту или две жених, забыв обо всём, рассказывал об увлечениях
