сердцу. Чтобы победить насилие, необходимо средство, гораздо более радикальное, чем отказ от всех масштабных концепций, объясняющих бытие нашей Вселенной. Чтобы победить насилие и угнетение, необходимо преобразование человеческого сердца. Человек должен перестать думать только о себе и начать думать о других. Постмодернизм выявил симптомы болезни (угнетение и насилие), но не предлагает способа ее лечения (избавление от гордыни и эгоцентричности).
Признав правоту постмодернистского диагноза, поставленного современному обществу, мы можем пригласить секулярных постмодернистов присоединиться к нам в поиске лучшей универсальной концепции. Жизнь без ответов на фундаментальные вопросы бытия ничем не лучше в сравнении с угнетенностью и смятением, характерными для прошлого. Вполне возможно, мы так и не узнаем истину в абсолютном смысле, однако абсолютная истина воплотилась в Иисусе Христе и ее можно вкусить в реальном и осмысленном общении с Ним. Павел согласен, что далеко не все мы достигли (см. Флп. 3:12), но мы можем встать на путь более глубокого осознания Божьей картины мира. У нас есть такое орудие, как молитва. Мы можем попросить Бога проникнуть глубоко в сознание секулярного постмодерниста и явить ему силу Своего откровения. Бог может открыть и разум человека, и сердце для восприятия чудес Его великого библейского повествования, если мы приступим к этому человеку в духе смирения и наставления. «Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым, с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю» (2 Тим. 2:24–26).
Существуют два вида власти. Есть власть над, которая используется для господства над другими и для принуждения их к исполнению чьей–то воли. А есть власть для — власть учителя над учеником, власть, которая приносит другим пользу и дает им возможность возрастать и учиться. Евангельское «масштабное полотно» отличается тем, что оно основывается на самоотверженной любви, а не на мирской власти (см. Ин. 15:13; 18:36, 37). Речь в евангельском повествовании идет не о власти над другими; Евангелие не порождает насилие. Евангельский Царь сходит с креста, а не поднимается с трона. Он — побеждающий лев, который оказывается закланным агнцем. Евангельское «масштабное полотно» не грозит опасностью, потому что в его основании — самопожертвование. Сила Евангелия не причиняет вреда, это сила созидающая, а не разрушающая.
Люди постмодернистской эпохи отвергают не столько существование абсолютной истины, сколько претензии на абсолютное знание. В этом Библия с ними вполне согласна, ибо и она тоже говорит, что мы не можем претендовать на абсолютное знание (см. Иер. 17:9; 1 Кор. 13:9, 12). По большому счету, в своем стремлении отстоять абсолютное знание мы отнюдь не отстаиваем библейскую истину; на самом деле мы отстаиваем модернистский рационализм. Говорить об абсолютной истине в мире, наполненном людьми, которые не могут в полной мере ее понять, значит говорить загадками.
Кроткий евангельский подход к постмодернистскому неприятию всеобъемлющих концепций отражен в подчеркнутых словах Елены Уайт, обращенных к некоему проповеднику, чья скрытая гордыня привела его к самоуверенности и высокомерию:
Господь хочет, чтобы Его народ использовал иные методы, но отнюдь не осуждение заблуждения, даже если осуждение это будет справедливым… Христос пришел в наш мир не для того, чтобы возводить преграды и постоянно повторять людям, что они неправы.
Тому, кто рассчитывает просвещать обманутых, необходимо сблизиться с ними и трудиться для них с любовью…
Защищая истину, даже к самым злейшим противникам нужно обращаться с уважением и почтением… Поэтому с каждым обходитесь как с искренним человеком…
Мы жаждем перемен, но из–за того, что не получаем желаемого, мы слишком часто позволяем злому духу наполнять нашу чашу желчью, и в результате ожесточаются окружающие нас люди. Своими неразумными словами мы возбуждаем их дух и подталкиваем их к возмущению.
Каждая проповедь, вами произнесенная, каждая статья, вами написанная, может быть совершенно правдивой; но одна лишь капля желчи, содержащаяся в них, станет ядом для слушателя или для читателя. Из–за этой капли яда кто–то отвергнет все ваши добрые и верные слова
(«Свидетельства для Церкви», т. 6, с. 121–123).
Постмодернисты живо интересуются такими вопросами, как вера и духовность, но большинство из них решительно не желают иметь дело ни с какой «религией». Под религией я подразумеваю формы, структуры, установления и обряды, посредством которых верующие в Бога организуют то, что они считают делом Божьим на земле. В эпоху постмодернизма такая «организованная религия» все дальше отодвигается на обочину общественной жизни. Постмодернисты предпочитают искать религиозный смысл вне церковных институтов и присущей им деятельности. Их склонность к духовным исканиям уравновешивается их желанием держаться подальше от религиозных структур с их правилами, церковниками и доктринами.
Господствующее в постмодернистской среде недоверие к авторитету в целом порождает недоверие и к духовному авторитету в частности. Как модернистские, так и постмодернистские секулярные люди считают, что организованные формы религии практикуют принуждение и манипуляцию. Они полагают, что религиозное принуждение — самое тревожное и мучительное из всех покушений на человеческую свободу. Поэтому когда секулярные люди приходят к вере, они выбирают те формы религиозной жизни, которые оставляют им значительную свободу мысли и действия. Можно сказать, они предпочитают «активно участвовать» в процессе своего обращения и присоединения к сообществу.
Говоря о подозрительном отношении к организованной религии, я имею в виду прежде всего христианские церкви в западных странах. Постмодернистская культура не видит в христианских церквах ни пользы, ни смысла, полагая, что они намеренно сторонятся превалирующих в обществе культурных тенденций и проблем, которые эти тенденции ставят. Они видят в церкви прежде всего прибыльное предприятие, а не духовное учреждение. Христиан зачастую рассматривают как экстремистов, не уважающих различия между людьми и нетерпимых к любым идеям, отличным от их церковных традиций.
Влияние этого предубежденного отношения на поместные христианские церкви у многих социологов принято называть постденоминационализмом. Многие поместные общины пытаются дистанцироваться от церковных властей, чтобы быть более привлекательными в глазах постмодернистов. Организованная церковная структура считается скорее пережитком модернизма, а не воистину духовным институтом. Чуть ли не по определению деноминации вроде Церкви адвентистов седьмого дня существуют потому, что претендуют на истинное знание универсального характера. Поэтому многие постмодернисты не видят смысла обращаться к подобным церквам в своих поисках истины. Как ни печально, последнее место, где постмодернисты рассчитывают найти духовность, это церковь. А вот синагоги, мечети и храмы, напротив, могут вызывать у ищущего постмодерниста немалый интерес.
Это серьезное испытание для традиционного адвентизма. Нам нужно честно
