Евангельские мифы - Джон Маккиннон Робертсон

Проглядывающие в буддистском мифе об искушении этические идеи появились в нем, вероятно, довольно поздно, и если они не позаимствованы непосредственно из персидского культа, то они являются, можно думать, продуктом развития более древней азиатской системы. В одной китайской биографии Будды рассказывается о его 49-дневном посте, значит, такой пост фигурировал во многих азиатских системах. Нам в конце концов ничего не остается, как поставить вопрос: не объясняются ли те поразительные совпадения, которые обнаруживаются в ритуале, символике и утвари христизма и буддизма при их полной взаимной независимости общим происхождением многих деталей этих систем из процветавших в Месопотамии древних культов?

Как бы там ни было, мы вправе утверждать, что евангельский миф об искушении произошел из непонятных для раннехристианских теологов старовавилонских астротеософских символов, получивших в позднейшем греческом искусстве некоторую поэтическую обработку. Явление, которое получило со стороны философов совершенно неправильное философско-этическое истолкование [61], приобретает в наших глазах совершенно иной смысл. Миф об искушении явился продуктом совершенно естественной попытки объяснить те непонятные художественные изображения, древний астрологический смысл которых был уже утерян для ранних христиан. Позднейшие образованные христисты снова могли обрести в этом мифе некий аллегорический смысл, но творцы этого мифа рассматривали его, как исторический эпизод, хотя, может быть, и они имели в виду некоторые художественные намеки.

Рис. 24. Атрибуты бога Диониса.

Этот эпизод является, как отметил еще Дюпюи, во всяком случае заимствованием из культа Диониса. Существовала в древности легенда о том, что, во время январских нон [62], когда справлялся праздник Диониса, один источник на острове Андросе источал вино. А в Элиде существовал обычай, согласно которого во время этого праздника в часовню ставились три пустых сосуда с узкими горлышками. После этого двери часовни наглухо закрывались и опечатывались. На следующий день, когда входили в часовню, сосуды оказывались полными вина. Это ритуальное чудо является наверное весьма древним: оно упоминается Атенеем [63] из Феопомпа Хиосского, который жил за триста пятьдесят лет до р. х. Смысл этого ритуала ясен. Дионис в качестве бога солнца и вина считался творцом вина и одновременно той силой, которая в действительности претворяет воду в вино, превращая водянистый растительный сок в виноградный. На основании одного места у Павзания можно думать, что такого рода «претворение» регулярно совершалось во время элевзинских таинств [64]. Под конец своего длинного сообщения о картине Полигнота из Дельф Павзаний пишет: «На картине изображены сосуд для вина, старец, мальчик, две женщины, молодая у скалы и старая рядом со старцем. Какие-то люди несут воду. Сосуд старой женщины кажется разбитым. Она льет воду в сосуд для вина. Некоторые склонны уверять, что это люди, пародирующие элевсинские таинства».

Пародией это вряд ли могло быть. Очевидно во время этих мистерий совершалась какая-то ритуальная операция с водой и сосудами для вина, а христианский миф является лишь дерзким присвоением славы чужого языческого бога. Тот факт, что католическая церковь относит чудо в Кане Галилейской на 6 января, говорит сам за себя. Канун богоявления был тожественным праздником не только в христианские, но и в дохристианские времена. В мифологическом отношении любопытно, что первое чудо совершено в то время, когда солнечному богу миновало 12 дней (со дня зимнего солнцеворота), тогда как появление Иисуса «в храме» имело место, когда ему было 12 лет. Как в другом месте мной было указано, к 6 января приурочивалось 4 вида богоявления: чудо в Кане, появление звезды восточных мудрецов, крещение с появлением голубя и самое рождение бога.

Ведь восточная церковь в течение продолжительного периода признавала днем рождества христова 6-е января. Все четыре указанных нами формы эпифании имеют языческое происхождение.

Очень часто указывалось на то, что рассказ об этом эпизоде не может ни в коем случае претендовать на какую-либо историчность. Вполне возможно, что этот рассказ, как и многие другие, придуман для объяснения какого-нибудь мифа. В ассирийских и египетских системах бог, несущий розгу, является фигурой, весьма часто изображаемой на памятниках. И хотя розга является атрибутом египетского бога Хема, однако, она особенно часто ассоциируется с Озирисом, спасителем, судьей и мстителем, который изображался также с жезлом или посохом. Какое-нибудь художественное изображение Озириса, наказывающего бичом или розгами воров или вообще кого-нибудь, могло служить достаточным импульсом для евангельского измышления.

И здесь также не трудно отыскать конкретное основание евангельского мифа. Библейские прецеденты, где Моисей и Иисус Навин проходят по морям и рекам, как посуху, могли бы, конечно, послужить источником евангельского рассказа о хождении Иисуса по водам, однако, у нас есть прямые указания на зависимость этого мифа от языческой идеологии. Посейдон, морской бог, очень часто изображался шагающим в одежде по поверхности моря. Даже ассоциация «скалы» (Петра) с христианским мифом может быть объяснена каким-нибудь популярным изображением, рисовавшим морского бога ступающим по скале. В мифе о Дионисе, от культа которого христиане унаследовали чудо с водой и вином, также рассказывается о боге, который возвратился, шагая по поверхности моря, к своим спутникам. Этот эпизод мог быть, конечно, воспроизведен в живописи или скульптуре. Существует, наконец, рассказ о Геркулесе, который по пути в Эритрею переправляется через море в раковине. «Когда Геркулес был уже в море, показался Океан, хотевший искусить Геркулеса, и начал швырять раковину по волнам. Геркулес собрался уже пустить стрелу в Океана, но последний испугался и попросил Геркулеса уйти. И этот эпизод мог, конечно, сделаться темой какого-нибудь художественного произведения. А для ребяческой фантазии первых христиан и для гораздых на выдумки основателей христианского культа все эти рассказы, воплощенные в образы искусства, могли быть вполне подходящим материалом для создания собственных мифов.

Совершенно излишне упоминать о дохристианских чудесах воскрешения мертвых, так как о подобных чудесах существуют рассказы не только у греков (главным образом в связи с Асклепием [65]), но и в священных книгах иудеев. Гораздо целесообразней отметить, что и рассказ об исцелении обоих слепых является, вероятно, иезуистским плагиатом из культа Асклепия. Существует надпись, найденная среди развалин эскулапова храма в Риме, которая сообщает о том, что бог Эскулап среди прочих исцелений, между прочим возвратил в царствование Антонина зрение двум слепым. Подобных надписей должно было быть очень много в храмах Эскулапа.