с разнообразием мифов, неопределенностью догм и произвольностью интерпретаций. Священные книги греко-римской эпохи точно воспроизводят тексты, вырезанные на стенах пирамид на заре истории, несмотря на множество лет, которые отделяют их от этого времени. Еще при цезарях продолжали скрупулезно исполняться древние церемонии, восходящие к первым векам Египта, где играло свою роль малейшее слово и самый незаметный жест.
Этот ритуал и мысли, которые он порождал, по большей части перекочевали в латинские храмы Исиды и Сераписа. Этот факт долгое время оставался неизвестным, но в нем не может быть никакого сомнения. Первое доказательство тому заключается в том, что община этих храмов была организована так же, как в Египте в эпоху Птолемеев {163}. Она образовывала собой иерархическую структуру, возглавляемую великим жрецом и включавшую, как и на берегах Нила, prophetes (пророков), сведущих в искусстве гадания, stolistes (столистов), или ornatrices (прислуги, следяшей за убранством) {164}, отвечавших за одежды статуй богов, pastophores (пастофоров), которые во время процессий несли священную утварь, и других. Как и у себя на родине, эти жрецы выделяли себя из среды смертных с помощью тонзуры, белого льняного облачения, а их нравы отличали их не меньше, чем одежда. Они полностью посвящали себя своему служению и не имели другого занятия. Этот священнический корпус всегда оставался египетским если не по национальности, то по характеру, поскольку таково было богослужение, которое они должны были совершать; точно так же жрецы Ваалов были сирийцами {165}, поскольку только они знали, как следует чтить богов Сирии.
Прежде всего, как и в долине Нила, служба должна была совершаться ежедневно. Вечность египетских богов была непрочной; они были подвержены тлению и имели потребности. Согласно очень примитивному представлению, которое никогда не исчезало, чтобы они не погибли, их нужно было каждый день кормить, одевать и оживлять. Так напрашивалась мысль о необходимости богослужения, которое, несомненно, было одинаковым во всех номах и не выходило из употребления тысячи лет, а его неизменность противостояла умножению легенд и местных верований {166}.
Это повседневное богослужение, переведенное на греческий, а затем, возможно, и на латинский, и приспособленное к новым нуждам основателями Серапиума, бережно сохранялось в римских храмах александрийских богов. Существенным остается «распечатывание» (apertio {167}) святилища, церемония, при которой на заре верующих допускали к статуе божества, находившейся в храме, который на ночь запирался и запечатывался {168}. Затем, как это всегда делалось в Египте, жрец возжигал священный огонь и с пением надлежащих гимнов под аккомпанемент флейт совершал возлияние воды, которая считалась взятой из обожествленного Нила {169}. Наконец, «стоя на пороге, — я слово в слово перевожу отрывок из Порфирия {170}, — он будил бога, призывая его на египетском языке». Таким образом, как и при фараонах, жертвоприношение оживляет бога, и он пробуждается от своего сна в ответ на произнесение своего имени. Фактически имя нераздельно связано с личностью; тот, кто способен произнести истинное имя человека или божества, заставляет его подчиниться себе, как хозяин — раба {171}. Отсюда вытекает необходимость держать подлинную форму этого слова в тайне. Введение в магические заклинания множества варварских наименований больше ничем не мотивировано.
Вполне возможно, что, как и в египетском ритуале, ежедневно совершался туалет статуи, ее одевали и причесывали {172}. Как мы уже видели, эта забота была поручена специальным «орнатрикам» или «столистам». Идола облекали в роскошные одеяния, увешивали украшениями и драгоценными камнями. Имеется надпись, сохранившая для нас перечень драгоценностей, носимых Исидой в древнем Кадиксе {173}: ее убор великолепнее, чем у какой-нибудь испанской мадонны.
Все утро, с того момента, когда раздавался приветственный возглас восходящему солнцу, посвященные беззвучно поклонялись статуям богов {174}. Именно из Египта проникла в Европу созерцательная молитва. Затем после полудня совершалась вторая служба — закрытия святилища {175}.
Должно быть, это повседневное богослужение было всепоглощающим. Оно привнесло в римское язычество новшество со многими последствиями для будущего. Теперь жертвоприношение богу совершалось не по тому или иному случаю, а дважды в день и подолгу. Как и у египтян, которых уже Геродот объявил самым религиозным из всех народов {176}, культ стремился заполнить собой все существование и господствовать над личными и общественными интересами. Постоянное воспроизведение одних и тех же молитв поддерживало и обновляло веру, и человек жил, так сказать, постоянно под взглядом богов.
Ежедневным обрядам в богослужении Абидоса противопоставлялись праздники начала сезона, которые каждый год отмечались в определенный день {177}. Так же было и в Италии. Календари сохранили для нас названия многих из них, а ритор Апулей {178} оставил нам блестящее описание одного из них, Navigium Isidis (Плавание Исиды), для которого, говоря словами древних, он не жалеет красок. Пятого марта, когда возобновлялась навигация, прерванная на зимние месяцы, к берегу направлялась внушительная процессия, и по волнам пускали судно, посвященное Исиде, покровительнице моряков. Шествие возглавляла шутовская группа костюмированных персонажей {179}, за ними шли женщины в белых одеяниях, разбрасывая цветы, столисты, потрясавшие принадлежностями туалета богини, дадофоры с горящими факелами; гимноды, меняющиеся песнопения которых сливались с визгом поперечных флейт и бряцанием бронзовых систров, потом плотная толпа посвященных и жрецов, бритоголовых, одетых в льняные одежды сверкающей белизны, несущих изображения богов в зверином обличье, с непонятными символами, а также золотую урну с водой божественного Нила. Они останавливались перед временными алтарями {180}, на которые эти священные предметы выставлялись для поклонения верующих. Роскошь и причудливый блеск этих празднеств оставлял у жадного до зрелищ плебса незабываемое впечатление.
Но самым трогательным и ярким из всех Исидиных торжеств было воспоминание о «Нахождении Осириса» (Inventio, Εύρησις). Его предпосылки восходят к очень глубокой древности. Во времена XII династии и, безусловно, задолго до нее в Абидосе и других местах разыгрывали священное представление, близкое к мистериям нашего Средневековья, воспроизводившее перипетии мучений и воскресения Осириса. В нашем распоряжении имеется его ритуал {181}: выходящий из храма бог падает под ударами Сета; вокруг его тела совершается церемония оплакивания, его погребают в соответствии с обычаями; затем Сет терпит поражение от Гора, а Осирис, к которому снова возвращается жизнь, входит в свой храм, восторжествовав над смертью.
В Риме тот же самый миф каждый год воспроизводился почти в той же самой форме в начале ноября {182}. Под скорбные стоны жрецов и верующих измученная горем Исида искала божественное тело Осириса, члены которого были разбросаны Тифоном. Затем, когда мертвое тело было найдено, восстановлено и оживлено, следовала продолжительная вспышка радости, буйное ликование, переполнявшее храмы и улицы — до такой степени, что прохожим не было
