class="p1">По словам Тертуллиана, писавшего при имп. Севере и Каракалле, церковь преследовали только дурные императоры. Но опасность гонений заключалась не столько в специальных указах, сколько в применении к христианам постоянно действующих законов против тайных обществ и ночных богослужений и в обычной склонности невежественной, руководимой жрецами, фанатичной массы к взрывам жестокости в периоды народных бедствий и смятения. Землетрясения или эпидемии всегда были достаточным предлогом, чтобы обрушиться на новых «безбожников», вызвавших гнев божий.
Уже одного факта ночных богослужений, доказывающих, между прочим, что ранний иезуизм был как-то связан с культом солнца, было достаточно для того, чтобы вызвать подозрения. Но так как митраизм терпели, несмотря на его ночные обряды, то и христианство терпели бы, если бы оно не давало других поводов для обвинений. Но и этих поводов правительство долгое время не знало.
Если считать подлинным часто цитируемое письмо Плиния к Траяну (около 100 г.), то оно доказывает, что власти были расположены защищать христиан, поскольку они были политически лояльны, против нападений фанатиков. Тертуллиан, говоря о таком письме, приписывает Марку Аврелию ограничение сферы действия законов, направленных к преследованию христианской секты, хотя мы знаем от самого Марка, что христиане подвергались казни. Общепризнано, что хотя в течение первых трех веков было много отдельных случаев гонений, но общеизвестные «десять гонений» — сказка; в частности, гонения, приписанные Домициану, вряд ли лучше доказаны, чем гонения при Нероне.
Возможно, что христиане особенно пострадали, как это утверждает традиция, в царствование Адриана, когда евреи своим последним восстанием навлекли на себя особую ненависть; но Адриан не издавал общих декретов о преследовании христиан; ему даже приписывают, как и Антонинам, покровительственное отношение к новым сектам. В конце концов весьма сомнительно, чтобы когда-либо имели место организованные и узаконенные гонения на христиан, за исключением (1) гонений в Египте при Севере, относившемся вначале, да и впоследствии, дружественно к христианству, (2) в небольшом масштабе при Максимине, (3) на Востоке при Декии и (4) Валериане, (5) во всей империи при Диоклетиане и его коллегах (от 303 до 311 г.). Все эти эпизоды произошли в течение периода немногим больше ста лет.
Во все времена от конца I века вплоть до Константина, несомненно, было много временных жестоких преследований. Послание виениской и лионской церквей, цитируемое у Евсевия и отнесенное к 161 г., — сомнительный документ; но описываемые в нем зверства были весьма возможны. Жестокость общества, по-видимому, приняла наихудшие формы как раз в тот период, когда жители городов больше всего отвыкли от войны и когда образованные люди стали особенно человечны; жестокость, подобно другим животным инстинктам, была сильно возбуждена в условиях порочного безделья, и многие люди стали виртуозами в жестокости, как и в сладострастии. Само христианское евангелие ведь считает «мучителей» типичными для процесса божеской кары, а пытки в течение многих веков составляли и у христиан и у язычников часть судебной процедуры.
Поскольку гонения имели официальный характер, в них надо видеть не подавление новой религиозной веры, а лишь нападение на ее политическую и социальную стороны. Так, например, в деле Киприана, епископа Карфагенского, который после бегства и изгнания был казнен в 258 г. при императорах Валериане и Галл иене, предположительной причиной постигшей этого епископа судьбы была его далеко зашедшая деятельность политическая. Не следует забывать, как отмечает Гиббон, что за десять лет пребывания Киприана на своем посту четыре императора тоже погибли от меча вместе с их семьями и сторонниками.
Временами, вероятно, случались придирки к христианам без особого повода; обычно такие придирки заключались в требовании приносить присягу на статуе императора или принести ей жертву, тогда как христианин соглашался присягать по правилам своей собственной веры.
Публичный культ императоров был подобием централизованной религиозной организации, раскинувшейся, как и христианская церковь, во всей империи.
Образцом для культа императоров послужил древний египетский обычай и практика Александра и его преемников; его первыми проявлениями были предложения раболепного сената обоготворить Юлия Цезаря и систематические мероприятия Августа по установлению почитания Юлия, как бога (divus); эта честь вскоре была оказана ему самому. Обожествление цезарей было отмечено переименованием месяцев квинтиль и секстиль в июль и август, и только крайняя непопулярность Тиберия помешала заменить его именем название месяца сентября: эта честь была ему предложена в молодости, но он ее отверг.
Позднее некоторые из наиболее безумствующих императоров пытались продолжать процесс введения их имен в календарь, но после смерти императора его предписание не исполнялось. Ненавистным императорам, как Тиберий, Нерон, Домициан, отказали даже в апофеозе, но всеобщее падение нравов при самодержавии было таково, что вообще титул divus раздавался щедро; в провинциях вошло даже в обычай поклоняться императору еще при жизни в специальном храме вместе с гением г. Рима, а культы многих императоров сохранились долго после их смерти.
Здравый смысл и чувство юмора побуждали некоторых правителей обращать мало внимания на этот институт, и шутка умирающего Веспасиана: «Мне кажется, что я превращаюсь в бога» одна из многих острот на эту тему, но таково уж свойство монархии, в Риме ли, или в Египте, или у инков Перу, что она умело использует все средства для унижения человеческого духа, чтобы обеспечить безопасность трона; одним из наиболее наглядных способов было обожествление императора; эта процедура в век обожествления Иисуса была «естественной» и зависела от тех же психологических условий.
И хотя личность императора редко была в полной безопасности от убийц-солдат, культ императоров сыграл свою роль, утвердив роковую идею империи. Ни результаты подлости и негодности императоров, ни несносное чувство неуверенности, вызываемое властью армии назначать и смещать императоров, ни испытанные опасности войны между претендентами на трон не могли заставить римлян подумать о более здоровом и достойном образе правления: потребное для этого мужество упало слишком низко.
Империализм был, таким образом, сам по себе религией, и культ императора был очень удобен для всякого администратора, желавшего подвергнуть испытанию члена секты, порицавшей установленные обычаи и хулившей всех установленных богов. Помимо специальных законов, предписание присягать именем императора было общепризнанным способом испытать лояльность христианина; там, где такая процедура испытания допускалась, любой злобствующий язычник мог послать стойкого христианина на казнь.
Но есть засвидетельствованные христианами указания, что многие исступленные изуверы сами добровольно навлекали на себя мученичество, оскверняя языческие храмы и священные статуи. Тертуллиан рассказывает, как проконсул Азии Аррий Антонин прогнал от себя толпу безумных фанатиков, ищущих смерти, спросив их с удивлением, неужели нет у них для самоубийства веревок или пропастей. Очевидно, настроение римских чиновников бывало различно, как и настроение христиан.
В период до Диоклетиана, если
