вот Иисус евангелий является призраком и поэтому всякий, кому не лень, облекает его в такие формы, какие ему заблагорассудится. В конце XIX века знаменитый французский врач Бине Сангле в своем любопытнейшем труде «La folie de Jesu», на основании клинического подхода к евангельским рассказам, изобразил Иисуса душевно-больным человеком, родившимся в условиях тягчайшей наследственности, ибо, по мнению Бине Сангле, только люди с тяжелой наследственностью склонны к таким религиозным экстазам, бредовым внушениям и т. п., какие описаны в евангелиях.
Все это по строгой научной проверке надо признать ненаучным.
Но ведь убедительности в этих благоглупостях не меньше, чем в тех медоточивых панегириках, которые воспеваются благостному и кроткому Иисусу из Назарета иезуанистами, баптистами, толстовцами и т. п.
Ибо все они, по пословице, тенью щетки чистят тень кареты.
Церковники отлично понимают, что Иисус религии сейчас ничто без исторического Иисуса. Вот почему они в один голос твердят: вера в Иисуса, как в бога, должна идти рядом со знанием о нем, как о подлинной личности. Читай хотя-бы А. Погодина «Личность Иисуса и христианская культура».
Проблема Христа еще подробнее разработана Робертсоном в его трудах «Pagan Christs», с коими мы надеемся познакомить русского читателя в ближайшем времени.
Конечно, решение проблемы Христа или вернее, правильная постановка не является еще решением проблемы христианства.
Робертсон в данном своем произведении отвечает только на вопрос: откуда взялись христианские мифы.
Но он, как мифолог, оставляет в стороне социологические вопросы: почему возникли именно такие мифы?
Кто были по своему социальному положению а, следовательно, и по своим социальным устремлениям, люди, создавшие и усвоившие евангельские мифы?
Какое социальное бытие определило сознание ранних христиан?
В заключение считаем необходимым сделать несколько замечаний.
В русском переводе Евангельские мифы мы опустили небольшое приложение, в коем содержится полемика Робертсона с Пфлейдерером и Шмиделем, мало интересные для русского читателя. Все эти Пфлейдереры и Шмидели, добрые пастыри Германии, естественные агенты династий Гогенцоллернов и т. п., сознательные шарлатаны от науки — в условиях Октябрьской Революции достаточно обнаружены и разъяснены по своим мотивам — поддерживать и реставрировать монархизм.
Чувство справедливости требует добавить, что не менее достаточно разъяснены и изобличены в тех же мотивах — и наши российские шарлатаны — иезуанисты — организаторы по Советской России баптистской и всяческой, тому подобной, церковно-капиталистической пропаганды.
Мы сохранили все примечания Робертсона, интересные только для ученых специалистов, и снабдили перевод редакционными примечаниями, облегчающими рядовому читателю усвоение довольно трудного текста. Такую же цель имеют и иллюстрации, которые подобраны нами специально для данной книги.
И. А. Шпицберг
Предисловие автора к немецкому изданию
Настоящее сочинение представляет собой третью часть труда, носящего заголовок «Христианство и мифология», первая часть которого посвящена «Развитию мифологии», а вторая — является исследованием в области сравнительной мифологии, озаглавленным «Христос и Кришна». Первая часть стремится, говоря кратко, показать, что «миф» является только родовым названием для целой многообразной массы переходящих по наследству заблуждений; что миф, при научном к нему подходе, отнюдь не должен быть относим, (как это делалось обычно мифологами), к какому-то специфическому источнику, к какой-то изолированной области человеческого духа; что, напротив, миф может возникнуть и вырасти во всех решительно областях, где у некультурных или относительно культурных народов способны сложиться ошибочные взгляды и воззрения.
Это означает как раз то, что самое понятие о каком-то «настоящем», образцовом мифе, наряду с которым другие традиционные мифы не являются собственно таковыми, представляет собою чистейшую химеру. Процесс мифообразования отнюдь не поддается сведению его к продукту роста человеческого языка, к историческим выдумкам, предназначенным объяснить те или иные явления природы, к продуктам бедной фантазии или неуравновешенного воображения, к особенности «арийской» расы или другой какой-нибудь ступени развития. Происхождение их гораздо многообразнее. Источником мифов являются и ложные представления о явлениях природы, и неправильное понимание слов, и поэтическое творчество, и научные заблуждения, и примитивная геология, и примитивная астрономия в виде астрологии, и непонятные обряды, и суеверия, из которых возникли все эти обряды, и благонамеренная выдумка, и перенесение рассказов, приуроченных к одной какой-либо личности, на другую. Всякая ложная вера, получившая распространение тем или иным путем, должна быть без всякого исключения отнесена к области мифологии.
Среди всех, указанных нами в общих чертах, источников мифологии следует отметить особо один источник, который вообще-та очень медленно получил признание мифологов, — это многочисленные произведения религиозного искусства, которые в древности давали народам или группам, незнакомым с их первоначальным смыслом и значением, повод ко всяким ложным теориям и предположениям. После того, как автор настоящего сочинения совершенно независимо от других пришел к заключению, что огромная доля евангельских сообщений возникла именно таким путем, он узнал, что этот же принцип был применен и очень плодотворно, ученым Клермон Ганно и другими в отношении противоречий и нелепостей, встречающихся в греческой и других мифологиях. Автор полагает, что этот принцип принадлежит к числу тех «ключей», из которых каждый, время от времени, будет применяться к разрешению той или иной мифологической проблемы. Со времени выхода в свет настоящего сочинения автор успел опубликовать другое под заголовком «Языческий Христос», в котором он делает попытку синтезировать проблему происхождения христианства в плоскости антропологической и сравнительно-иерологической [1] для завершения того мифологического анализа, который дан в «Христианстве и мифологии». Само собою разумеется, что нельзя строго разделять два этих плана исследования. В тех отделах о «боге-проповеднике» и «принесенном в жертву боге-спасителе», которые имеются в «Языческом христе», — есть масса материала, который очень подошел бы и к теме настоящего сочинения. Но ведь объединить этот материал — значит написать новое сочинение, а на это, если бы это даже и было необходимо, в чем приходится сомневаться, у автора просто нет времени. Ему приходится удовольствоваться здесь указанием на то, что в «Языческом христе» он занялся мифологическим исследованием буддизма и манихейства, что особенно подробно им была разработана там следующая теза: весь рассказ о вечере, о страданиях, о распятии и воскресении Христа является очевидно простым литературным воспроизведением, с очень небольшими изменениями, драматической религиозной мистерии и отнюдь не мог быть аутентичным сообщением о каком-нибудь действительном событии. Необходимо, следовательно, чтобы читатель настоящего сочинения принял в расчет весь материал, собранный в вышеуказанной книге для доказательства теории, признающей христианскую евхаристию ритуальным и литературным продуктом длительного мифотворческого процесса, исходящего из древней практики ежегодного человеческого жертвоприношения, перед тем, как он вздумает отрицательно высказаться об этой теории, кратко изложенной в настоящем сочинении.
Автор настоящего сочинения исходил из того взгляда тюбингенцев, [2] согласно которого «четыре»,
