мифично. Рассказ об этих предсказаниях появился тогда, когда гонения были уже налицо, когда появилось убеждение, что и «учитель распят был», когда ясно стало, что христианам предстоит претерпеть за веру. Вот тогда и появилась идея: «Довольно для ученика, чтобы он был, как учитель» (Матф. 10, 25). И, если эти слова были впоследствии приписаны самому учителю, пославшему, якобы, своих учеников на муки и гонения, то в этом всякий, кто знаком с процессом мифообразования, не усмотрит ничего удивительного.
В каком свете сам Иисус видел свою мессианистическую миссию? Много мудрствовали над этой проблемой, но никто не дал такого решения ее, которое подходило бы для людей, освободившихся от супранатуралистических воззрений. Согласно супранатуралистического взгляда, иудейский мессия выступил, якобы, на сцену со своими чудесами, был с триумфом и ликованием встречен в Иерусалиме, но, не сумев обратить иудеев, убедить их в своей божественности, был умерщвлен ими во спасение человечества. Но если отбросить всякий иррационализм, то нельзя ли ответить на вопрос, а не имел ли Иисус каких-нибудь понятных здравому смыслу намерений, не лелеял ли он какого-нибудь плана социальных или индивидуальных преобразований, направленных в первую голову в интересах родины? В этом смысле многие пытались изобразить Иисуса либо социалистом, либо антицеремониалистом, либо, наконец, духовным индивидуалистом, поскольку он, якобы, проповедовал возвышенный образ жизни, свободный от всяких хозяйственных забот. Однако ни одна из этих характеристик Иисуса не объясняет, почему же он выступил в роли такого или иного проповедника. Ведь для иудеев «мессия» является человеком, призванным восстановить их национальное благополучие! Позже, за сколько именно лет до царствования Ирода — не имеет значения, у иудеев могло появиться выросшее из маздейских источников представление о «духовном» мессии, которой обеспечит своим последователям спасение не на земле, а на небе. Приходится ответить на вопрос: каким образом душевно здоровый проповедник мог дойти до того, чтобы самого себя осознать мессией первого или второго рода? Мы уже видели, как евангелия по воле их авторов и интерполяторов колеблются между представлением о национальном мессии и идей универсального спасения. В чем же, однако, заключается мессианизм Иисуса? Избрание двенадцати апостолов является, как мы знаем, мифом. Что ж, неужели нам снова вернуться к предположению, что какой-нибудь реальный Иисус, действительно, создал целое народное движение именно среди иудеев, говоря им: «Отнимется от вас царство божие и дано будет народу, приносящему плоды его»? Неужели можно поверить, чтобы кто-нибудь обращавшийся с такими словами к националистически настроенной массе, встречен был ею в Иерусалиме криками: «Осанна»!? Или можно разве представить себе, если отбросить два этих момента, как мифические, чтобы какой-нибудь Иисус без помощи 12-ти апостолов распространил свое учение о грядущем конце мира, выдавая себя за сына человеческого, сына божьего, который воссядет в облаках?
Ведь в таком случае перед нами был бы душевнобольной визионер, а не человек, которому и поныне платят дань почтительного удивления! Наконец, мы здесь снова натыкаемся на выразительное молчание Павловых посланий, которое равносильно отрицанию. Паулинистический Иисус не проповедовал никакого мессианистического учения. Он только умер, как мессия.
Кое-кто нередко пытается основать на рассказе о беседах Иисуса в назаретской синагоге представление о его практической мессианистской деятельности. Иисус, якобы, прочел там из Исайи, где пророк о себе говорит: «Дух господень на мне, он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето господне благоприятное». Конца этой фразы (... «и день мщения бога нашего» и т. д.). Иисус якобы не дочитал. После этого Иисус сразу же объявил всем присутствующим: «Ныне исполнилось писание сие, слышанное вами». «И все засвидетельствовали ему это», —сообщает дальше евангелие. Но ведь мы во всем этом имеем самую настоящую литературную выдумку, основанную на фразе Исайи: «Господь помазал меня». Автор этого мифа писал, между прочим, в такое время, когда уже был в ходу наивный рассказ другого евангелиста о том, что Иисус «не мог сотворить никаких чудес» в Назарете из-за «неверия их» (жителей Назарета). Вот почему ему пришлось пристегнуть к своему рассказу нелепое дополнение в виде описания изгнания Иисуса из Назарета. После того, как назаретяне уже признали Иисуса, он начинает их поддразнивать словами: «Никакой пророк не принимается в своем отечестве», очень прозрачно дает им понять, что он не сотворит у них никакого чуда. Назаретяне приходят в ярость, собираются убить его, но он чудесным образом «прошел среди них и удалился». Мы видим, что это место из Луки является наименее связным из «мессианистических» отрывков в евангелиях.
Лишь в качестве вождя иудейского народа в его борьбе с римским владычеством мог считать себе мессией какой-нибудь нормальный иудей эпохи Иисуса. И таких мессий было действительно много. А так как каждый из них именовался своими сторонниками «господом», то можно бы, пожалуй, признать, что кое-что из нравственных изречений кого-либо из этих мессий попало в евангелия после того, как эти изречения сделались ходячими. Однако, мы не можем игнорировать тот факт, что в евангелиях нет ни одного выражения, которое носило бы политический оттенок, напротив, всем евангелистам присуще убеждение, что их умерщвленный и воскресший мессия отнюдь не был политическим вождем. Ведь евангелия приписывают Иисусу очень ловкий уклончивый ответ на вопрос об уплате римлянам податей. Из этого ответа следует, что Риму надо было подчиниться — по мнению Иисуса.
Таким образом, даже самая поверхностная критика обнаруживает полную мифичность мессианистических мест в евангелиях. Мы подчеркнем этот вывод анализом отдельных деталей. Мы много раз встречаем в евангелиях рассказ о том, как Иисус пытается основать свои претензии на звание мессии на чудесах, т. е. миф обосновать мифом же. В одном месте евангелий Иисусу приписано отрицание своего родства с Давидом, каковое родство навязано ему евангельскими родословными. Мессианистическая фраза у Матфея XVIII, II «сын человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» не аутентична, так как она отсутствует в древнейших кодексах. Такая же фраза у Луки (XIX, 10), является очевидным вымыслом, ибо она приписывает Иисусу спасение мытаря Закхея, тогда как единственным разумным выводом из всего эпизода с Закхеем является тот, что щедрость и благотворение спасли Закхея. Впрочем, мессианистические места евангелий связаны с пророчеством Иисуса о разрушении Иерусалима, т. е. с явно выдуманной деталью, ибо, во-первых, эта деталь носит сверхъестественный характер, а, во-вторых, она совершенно отсутствует у Павла. Мы снова и снова упираемся в стену даже, если мы подходим к наименее неправдоподобным деталям евангелий.
Всякий, кто пытается создать образ реального Иисуса на рационалистической основе, должен тем
