На поляне воцарилось тишина. После слов Маши казалось, что не только люди, но и вся природа задумалась над тем, что сказала девушка, но все почему-то смотрели не на Машу, а на старца, который одновременно плакал и улыбался.
– Господь всегда пребудет с тобой, Маша! – сказал он и повернулся к Лизе. – Ну, а что нам поведает раба Божья Елизавета?
Лиза не стала стесняться и отнекиваться, а сразу приступила к рассказу.
Видение Лизы
Меня разбудила песня, слова и мелодию которой помню до сих пор:
Моя Лизавета
Ты не спишь до рассвета.
Ждёшь от друга привета
Слёзы горькие льёшь.
Я скоро приеду,
Наверно к обеду,
И тогда ты мне ухи нальёшь», – напевал кто-то мне во сне. Я никогда не слышала эту песню наяву, хотя в нашей семье почти все серьезно занимаются музыкой. Непонятно откуда взявшаяся мелодия повторялась и повторялась, как заезженная пластинка. Я так рассердилась на неё, что проснулась.
Была глубокая ночь. Полежав некоторое время с открытыми глазами и успокоившись, я снова сомкнула веки. Песня зазвучала опять. Я даже вздрогнула от испуга и окончательно проснулась. Я узнала поющего. Это был голос игумена Николая, настоятеля монастыря, в который я с мамой и моими братьями и сёстрами часто приезжали на каникулы. Накануне вечером мама сообщила: звонил отец Николай и предупредил, что завтра заедет к нам в гости. Я тогда не придала значения словам мамы, но сейчас совершенно отчётливо вспомнила разговор, который состоялся у меня с отцом Николаем в конце лета, накануне нашего отъезда из монастыря:
– Батюшка! – сказала я, уже прощаясь. – Приезжайте к нам в гости. Я научусь варить уху и угощу вас обедом. Хорошо?
– Обещаешь? – спросил, улыбнувшись, отец Николай.
– Обещаю, батюшка, – твёрдо и даже самоуверенно ответила я.
– В таком случае, обязательно приеду, – согласился батюшка.
Вспомнив это, я испугалась настолько, что покрылась испариной. Дело в том, что пообещать-то я пообещала, а научиться так и не научилась. Проще говоря, я не сдержала своего слова. И не просто не сдержала. На деле получается, что я похвасталась. Выходит, я девочка, которая не умеет держать слово.
А если бы об этом узнала моя лучшая подруга и соседка Катя, то обязательно сказала бы, что я «бесконечная хвастунья». И вовсе не потому, что я действительно была «бесконечной хвастуньей», а потому что Катя, в последнее время очень полюбившая слово «бесконечность» и его производные, употребляла его абсолютно по любому поводу. Слово-паразит прицепилось как банный лист. По её мнению, бесконечно было всё: и какие-то желания, и нежелания, и дождь, и яркое солнце, и ветер, и уроки, и даже перемены. Правда, перемены были «бесконечно коротки».
Да что там Катя с её «бесконечностью»! Больше всего я боялась огорчить самого батюшку, потому что одновременно и любила, и побаивалась его. Побаивалась, потому что мне казалось, что батюшка знает про меня абсолютно всё, даже самые сокровенные тайны. Такое чувство было всегда, поэтому у меня никогда не возникало мысли что-то утаить на исповеди или тем более обмануть отца Николая.
Мама объясняла мне, что обманывать нельзя ни при каких обстоятельствах. Но я как-то не послушалась и, не сдержавшись, съела все конфеты из вазы, которая стояла на столе. А ведь мама строго-настрого запретила мне даже приближаться к ним, потому что у меня аллергия! Но мало того, что я их съела, испугавшись наказания, сказала, будто это не я. Изобличить меня было проще пареной репы: я оставалась дома одна, значит кроме меня и некому. Досталось же мне в тот раз, что называется, на орехи! При этом мама объяснила мне, что наказана я не за конфеты, а, во-первых, за то, что ослушалась, а во-вторых, за обман. Почувствовать себя преступником, которого застукали на месте преступления, было очень неприятно. «Бесконечно неприятно», – сказала бы по этому поводу Катя. Мне тогда казалось, что я сгорю от стыда, поэтому очень хорошо запомнила эту историю с конфетами и никогда больше не обманывала, но кое-что всё-таки от мамы скрывала. Какая же девочка без своих секретов! Но это же от мамы. А от батюшки разве что-нибудь скроешь? Даже и не мечтай!
Пребывая в таких размышлениях, я грустнела всё больше и больше. Кое-какие познания в кулинарии я всё-таки имела, но только кое-какие. Например, я совершенно точно знала, что для приготовления ухи обязательно нужна рыба.
Вся семья спала, мирно посапывая: мама, папа, братья и сестрёнки. Я потихоньку встала и отправилась на кухню, потому что не могла дотерпеть до утра. Мне хотелось убедиться, что в доме есть рыба. Без рыбы какая уха? План действий созрел мгновенно: утром я попрошу маму научить меня варить уху. Мама, конечно, научит, и к приезду отца Николая суп будет готов. И тогда не придётся краснеть и оправдываться. Простота плана так воодушевила, что я с облегчением вздохнула и даже улыбнулась. «У страха глаза велики, а на самом деле всё решается очень просто», – подумала я.
На кухне открыла холодильник. Он был наполнен всякой всячиной. И чего там только не было! Всё, что душа пожелает. Всё, кроме, конечно же, рыбы. Я обыскала весь холодильник, перекладывая продукты с места на место, не теряя надежды, что где-нибудь в уголке рыба всё-таки найдётся. Но рыба не находилась. Не было рыбы! От досады я чуть не топнула ножкой. Порой я позволяла себе такую несдержанность, когда не видела мама, но вовремя опомнилась, испугавшись разбудить весь дом. Слёзы отчаяния накатили и готовы были вот-вот пролиться, но я вспомнила, что в квартале от нас находится продуктовый магазин, который работает круглые сутки.
Недолго думая, прошла в свою комнату, быстренько оделась, благо было лето, взяла свою копилку в виде фарфорового зайчика и тихонько выскользнула из дома. О том, что ходить одной ночью непозволительно и даже рискованно, я вспомнила только тогда, когда оказалась на улице. Мне стало не по себе. Фонари, конечно, горели, но пространство между освещёнными участками было мрачно и таило в себе, как мне казалось, самые невероятные опасности. Какие – я не знала. Да и есть ли разница? То, что они существовали, я ощущала каждой клеточкой. Испуганная, я хотела было возвратиться домой, но вспомнила про уху и пошла дальше. Очень важно преодолеть свой страх и сделать первый шаг. Как же без этого? Я и не заметила, как у неё невольно потекли слёзы. Я почувствовала их, когда, капая с подбородка, они потекли на платье. Я достала из сумочки носовой платок и стала вытирать нескончаемый поток.
Я шла по улице, дрожа от страха. Так никого и не встретив на своём пути, я добралась до магазина. Мои тревоги оказались пустыми. я воодушевилась и утерла
